Светлый фон

— Как на войну, ей-богу, — пробормотала Дара, но он видел: девчонка крепится изо всех сил, чтобы не заплакать.

Когда лошади готовы были уже тронуться, в воздухе раздался свист и запахло озоном.

Пиррия на фаэтоне, запряженном гийнами, встала перед умолкшей толпой. Она вскочила на землю и смотрела только на Геллана. Смотрела ему в лицо и хищно улыбалась.

— Ну как, Геллан? Хорошо тебе сейчас? Сейчас, когда рухнул твой мир? Когда самый близкий и родной твой человек умирает, а земли уплывут в другие руки? А ты останешься нищим, безродным выродком, у которого ничего нет. Ничего, слышишь? Только боль и и бездонная яма вместо сердца в груди! Почувствуй эту боль, ощути её!

Он стоял и смотрел, как она бесновалась, радовалась, злорадствовала… Смотрел и не ощущал ничего из того, о чём она говорила. Потому что Мила была жива. Потому что рядом стояли люди, которые любили его и желали добра.

— Мне жаль тебя, Пиррия, — сказал тихо и пошёл прочь.

— Дура ты безмозглая, — добавила Дара, покрутила у виска указательным пальцем и пошла за Гелланом вслед.

А сзади заволновалось, зашумело, загалдело море людское… Люди наступали на Пиррию, что-то кричали все вместе, а сорокоши расцарапали морды гийнам, которые, зашипев от боли, взвились в небо и, чуть не опрокинув фаэтон, унесли растерявшуюся Пиррию подальше от Верхолётной, куда теперь ей дорога была заказана навсегда…

 

Дара ехала рядом на лиловой лошадке — подарке медан. Он вдруг понял, что она хитро улыбается. Лёгкий укол беспокойства: такая улыбка может означать что угодно, но обязательно таит какой-то подвох.

— Дара, — сказал властно и как можно суровее.

Она затопила его сиянием счастливых глаз и хихикнула, отбрасывая полу плаща. А затем похлопала себя по тугому беременному животику.

— Совсем как в первый раз, помнишь?

Он смотрел и не мог поверить, пока из широкого ворота рубахи не показалась радужная мордочка с плюшевым носиком. Мерцатель поглядывал на Геллана любопытным глазом и шевелил круглыми ушами.

И тогда он расхохотался. Громко и от души. Смех летел в небо. Ему вторил чистый звонкий голос — голос девчонки, которая способна поставить вверх-тормашками весь огромный мир…

 

Конец первой книги.

Конец первой книги.