Беженцы в основном, видя богатого коня и простую одежду, сторонились. Я для них был кем-то непонятным. Больше всего, думаю, я напоминал разбойника, который украл и лошадь, и пожитки у кого-нибудь важного. К тому же, ехал я на одной лошади. Обычно посланники Раджи брали ещё и заводную с собой. Мне её тоже приготовили, но я отказался, когда уезжал.

Тем не менее, всё шло своим чередом. Время летело, дорога под ногами скакуна — тоже. Общий язык мы с ним так и не нашли. Стоило слегка приласкать или покормить чем-то вкусненьким, как животное замедлялось, начиная лениться. Стоило одёрнуть, как коняшка ускорялась, а то и вовсе переходила на рысь. Такое ощущение, что лошадь просто была тупая. Или я был… Но прийти к какому-либо соглашению у нас не получалось. Думаю, в анимагии мне лучше даже не пытаться достичь каких-нибудь вершин. Налицо явный антиталант. Шутка. Талант может до определённого времени вообще никак не проявляться. Как и антиталант. Просто я не особо люблю животных и не лежит у меня душа к этой части Искусства.

Настроение немного упало, когда Шак’чи потребовалась новая порция праны. Всего около десятка единиц, но отдавать было жалко. В последние дни я начал ценить свою прану куда как больше, чем раньше. К потере каждой капли стал относиться болезненно. Впрочем, обезьян таки сумел вскоре доказать, что тратит энергию не только на свои развлечения.

Проснулся следующей ночью я мгновенно. Буквально вечером я проехал небольшую деревеньку, которая жила в основном не только своими скудными товарами, но и обслуживанием путников. В частности — торговых караванов. Сейчас же для местных крестьян настали непонятные времена. Поток беженцев на юг усиливался, и им бы радоваться: столько людей — это много работы, денег. Только вот нередко люди шли не особо чем-то обременённые. И скорее предполагали не отдавать что-либо, но получать: надо же с чего-то новую жизнь начинать? Не с тряпья же на худощавом теле? Какие уж там деньги.

Останавливаться в посёлке я не стал. После хором в Бхопаларе, мне вообще не хотелось спать в крестьянских лачугах или убогих чуланчиках таверн, хозяева которых гордо именовали эти убожества комнатами. Удивительным образом, предпочтительнее была голая земля, чем то пристанище, которое я мог отыскать в деревне. Но главное — показалось мне то место тихим и немного пустынным. Тогда я не придал этому значения. Ну, в самом деле! Время было позднее, низшее сословие обычно работает много и тяжело. Логично, что они уже легли спать. Только вот странно, что никаких дозорных не выставили. Время неспокойное, и разбойничья ватага напасть может, и напасть пострашнее. Но это же крестьяне: что с них взять? Могли и просто спать завалиться. Либо на авось понадеялись, либо ещё на что… А то и просто не подумали. В конце концов, у этих людей совсем другая жизнь, в которой в основном есть только труд, а всё остальное — постольку-поскольку.