Светлый фон

— О, самого Волка Мелиньи?.. Гонсало Мендоса был поистине великим полководцем. Жаль, что он уже не с нами.

Занятно, что первые люди Балеарии заговорили о командоре Мендосе в таком ключе. Эбигейл была одной из немногих в Стирлинге, кто хорошо знал истинную историю гибели Мендосы. Ту самую историю, которую не принято было обсуждать при дворе Балдуина — и которая уж точно не к лицу придворным Анхелики.

— Да. — маршал заговорил прежде, чем продолжил Гамбоа. — Волк Мелиньи в личных беседах со мной отзывался о Шеймусе как о своём самом талантливом офицере. Прочил ему генеральский шарф. Висельник тогда был ещё совсем мальчишкой: может, лет двадцати... Сейчас, выходит, ему всего лишь около сорока. Не слишком стар. Далеко не тер Хофген. Висельника плохо помнят по событиям Великой войны, но юнец тогда подавал большие надежды.

— И что же, он их оправдал?

— Вполне, Ваша Светлость. Он выжил на Бахадосском поле, а затем собрал недобитков Волчьего Легиона под новым знаменем. Они назвались Ржавым отрядом. После этого воевали… ну, если коротко — в основном против нас. Лет десять, пока в Лимланде и Норштате ещё творился бардак. И Висельник немало преуспел. Особенно важно, что в Стирлинге его почти некому и почти не за что ненавидеть. Висельника ненавидят другие.

— А что до прочих качеств?

— Я всецело доверяю мнению Мендосы. Волк Мелиньи не отмечал людей просто так.

— Лучшей рекомендации и желать нельзя, это верно.

— Шеймус… — маркиза старалась не встревать в разговор, но сейчас следовало. — Это ведь гвендлское имя.

— Чьё, прости?

— Гвендлы. Те самые язычники, что бродят по нашим восточным границам.

— Всё верно, леди Эбигейл. — Гамбоа произнёс это на родном языке маркизы. — Висельник из Стирлинга. Насколько мне известно, он попал в Волчий Легион по случайности, однако сделал там прекрасную карьеру. Это не какой-то дикарь: он из крещёных гвендлов Стирлинга. Не из леса.

— Если он родом из Стирлинга, то это очень интересный вариант. — отметил канцлер. — Вариант, который стоит обсудить и проработать.

— Не торопись делать выводы, Санти: у нас с гвендами всё очень сложно. Должно быть, потому тот человек и воевал за Балеарскую империю.

То была непростая война. Только поначалу всё казалось очевидным: вот Стирлинг с союзниками, вот Балеарская империя с прихвостнями. Но шли годы: пять, десять, двадцать, тридцать… Бойня казалась бесконечной. Великие державы хоронили рыцарей и не жалели золота, чтобы закрыть прорехи в строю. Многие забыли об изначальных целях войны. Где-то всплывали старые обиды, у кого-то возникали меж собой новые счёты. Вчерашние враги вставали плечом к плечу, а тот, кто ещё вчера был вернейшим союзником, мог повернуть оружие против друзей.