Светлый фон

Альбин никак не отреагировал на эту реплику. Видимо, кинематограф не входил в сферу его интересов.

– Но больше всего – Есенин. Он всех остальных разметал, хочет права свои отстаивать.

Есенин входил в список КиД. Но Виктору было любопытно другое.

– Что же он именно к этому проекту привязался? Есенин – личность популярная, прости господи, культовая, про него романы пишут, кино снимают…

– Он сказал – там не я, и даже не похож. Мало ли что актёры рожей хлопочут! А тут, говорит, от моего имени документ подписан. И дальше непечатно. Да вы сами послушайте…

– В каком смысле «послушайте»?

– Они не могут сами обращаться, им посредник нужен. И вот – они никак не могли до нас добраться, а тут я…

– В транс впадать будете? – ядовито осведомился Шметтерлинг.

Розыгрыш начинал терять оригинальность. Пошёл эпизод из «Привидения». Но Вупи Голдберг была колоритнее Альбина.

– У вас совершенно неверные представления о нашей работе. Транс – это для дилетантов. Всё будет по-другому. Сейчас я вам покажу.

– Эй, погодите! (Мало ли, а вдруг он гипнотизёр. Усыпит – и прощай, ноутбук.) Желательно, чтобы при вашем общении присутствовало третье лицо.

– Я не против.

Виктор выглянул за дверь.

– Люда, иди сюда!

– Что случилось?

– Похоже, будет цирк. Помнишь мужика, который в пивнухе общался с духом Высоцкого? Тот же нумер, только типаж почище. Так что возможен сюрприз.

Сюрприз уже стоял на общем обозрении. Пока Виктор договаривался с Людочкой, Альбин извлёк из портфеля какой-то агрегат и водрузил на стол. Людочка по молодости лет могла и не знать, что это такое. А Шметтерлинг знал, но не видел много лет. И где теперь увидишь пишущую машинку, если даже пенсионеры нынче пользуются компьютерами.

– У ней внутри неонка? – осведомился Шметтерлинг. Это было уже не «Привидение», а нечто более родное.

– Не понял…

Очевидно, классика научной фантастики была столь же чужда Альбину, как и классика кинематографа.