ФантастикаТайнопись виденийстр 222
Светлый фон
Меня зовут Такалам, и это значит «Любящий мир», но так меня назвали уже после того, как отдали Ами. Мое настоящее имя, придуманное отцом еще до появления на свет, – Валаарий. Но не в честь главного острова Большой Косы. Его переименовали в Валаар годом позже, а до того он назывался Бэйзом, но теперь, спустя полвека, мало кто об этом помнит.

В переводе с языка Большой Косы «Валаарий» означает «Грозный правитель». Прожив большую часть жизни, я могу точно сказать, что это имя мне не подходит, а вот подобранное Ами даже очень отражает мою сущность. По крайней мере, того меня, каким я стал после встречи с Каримой. Но об этом позже.

В переводе с языка Большой Косы «Валаарий» означает «Грозный правитель». Прожив большую часть жизни, я могу точно сказать, что это имя мне не подходит, а вот подобранное Ами даже очень отражает мою сущность. По крайней мере, того меня, каким я стал после встречи с Каримой. Но об этом позже.

Итак, меня зовут Такалам. Я – истинный первенец императора Рахмы, спрятанный матерью почти сразу же после рождения и отданный на воспитание доброй женщине по имени Ами. Я родился в затменные сутки, потому нас с ней сослали на далекий остров пряностей – Шаури, где я провел первые пятнадцать лет жизни. Надо сказать, императрица меня не забывала и отправляла достаточно средств, чтобы я мог получить достойное образование и удовлетворить любознательность, крайне обостренную из-за моей Цели – правдолюбия.

Итак, меня зовут Такалам. Я – истинный первенец императора Рахмы, спрятанный матерью почти сразу же после рождения и отданный на воспитание доброй женщине по имени Ами. Я родился в затменные сутки, потому нас с ней сослали на далекий остров пряностей – Шаури, где я провел первые пятнадцать лет жизни. Надо сказать, императрица меня не забывала и отправляла достаточно средств, чтобы я мог получить достойное образование и удовлетворить любознательность, крайне обостренную из-за моей Цели – правдолюбия.

В первых дневниках я не раз пытался найти объяснение странной заботе моей настоящей матери и перебирал аксиомы одну за другой. Я думал, что за ее действиями стоит выгода, но когда мне минуло десять – возраст, после которого проклятие пропадает, – стало еще сложнее подобрать им оправдание, ибо поток монет не прекращался вплоть до моего пятнадцатилетия.

В первых дневниках я не раз пытался найти объяснение странной заботе моей настоящей матери и перебирал аксиомы одну за другой. Я думал, что за ее действиями стоит выгода, но когда мне минуло десять – возраст, после которого проклятие пропадает, – стало еще сложнее подобрать им оправдание, ибо поток монет не прекращался вплоть до моего пятнадцатилетия.