Как только они въехали в лес и немного отдалились от Шамони, Виктор с товарищами начали переглядываться, щелканье веток сливалось с щелчками осторожно взводимых курков. Заговорщики выстроились так, чтобы быстро расправиться с Иларием и его врачом, а потом, если будет нужно, с остальными. Виктор задержал дыхание и медленно потянулся рукой к пистолету — решающий выстрел отдали ему, во второй руке было зажато тонко скрученное письмо от консулата. Чем дальше они отъезжали, тем отчётливее Виктор испытывал необходимость стрелять, но всякий раз ему казалось, что он чувствует взгляд чьих-то глаз, и, нервно оглядываясь, он делал знак товарищам: «Ждите».

Вдруг Иларий съехал с тропы и стал заметно отдаляться от своей свиты. Виктор приказал повернуть следом за ним, но правитель остановил их.

— Я хочу проехаться в одиночестве. Следуйте дальше по маршруту, — не оборачиваясь, произнёс он и поехал на запад, вглядываясь, насколько это позволяли сумерки, в шелестящий ковёр леса.

— Вы уверены? — переспросил Виктор, но, не получив ответа, после секундных размышлений приказал остальным ехать дальше по маршруту.

— Виктор, — Гаспар выразительно взглянул на товарища, в его лице читалось готовое вылиться наружу негодование. Конечно, такой шанс мог вряд ли представиться во второй раз и юноша знал, что ему нужно было, не задумываясь, следовать за правителем, но тяжесть очередного убийства была сродни капле, способной переполнить чашу.

— Я знаю, — произнёс он, скрепя сердце. И снова по лицу Гаспара пробежала тень.

— Хорошо, — вздохнул он и, подъехав немного ближе, сказал: — Тебе будет лучше не возвращаться. Останься в какой-нибудь деревне, женись. Либо подожди, пока в столице всё уладится, а потом мы пошлём за тобой, — сказал мужчина с отцовской заботой и, положив свою тяжёлую руку на плечо юноше, подтолкнул его в сторону Илария. — Догоняй, а то уйдёт.

Виктор кивнул, губы его скривились в ироничной ухмылке. Он пустил лошадь галопом и вскоре остальные остались позади.

***

Над лесом сгущались сумерки, а среди деревьев, под сенью ветвей, стало совсем темно. Аннабелль прошептала лошади: «Следуй за проводником», и старалась не вывалиться из седла от периодически накатывавших на неё приступов смертельной усталости. Лошадь послушно преследовала малиновку, либо от того, что тоже слышала её зов, либо потому, что понимала слова Анны. Уже не было времени думать, делом чьих рук было это волшебство и было ли это вообще каким-либо родом магии, но опьяненная свободой и надеждой Аннабелль вдруг на пару минут почувствовала себя всесильной: она видела и чувствовала, как никогда раньше, слышала слова в шёпоте ветра, видела старые, морщинистые лица вековых деревьев, понимала голоса птиц и животных. Затем всё стихало, видения прекращались и наступала привычная тишина, но Анна была уверена, что всё это не было сном, словно какая-то магия просыпалась в ней самой.