Так мир назвал прибывшее существо.

Старая знакомая, прибывшая в последней волне во время атаки у озера прибыла верхом на многоножке из тел когда-то разумных.

Стройные эльфы, грубые мускулистые тела зеленокожих орков, все это и многое иное слилось в единый жуткий организм, сотни лет назад поселившийся в брошенном вымершими древними расами храме, посвященном павшей богине.

Спрыгнув со спины монстра, серокожая девушка посмотрела на нас своим единственным горевшим янтарным огнем по центру лба глазом. Затем, будто бы демонстративно, сделала несколько шагов назад, не отворачивая от нас свой взор, присела рядом с ошметками убитого Сердца Тьмы и громко завыла, словно убитая горем мать. Продолжалось это, казалось, минут с десять. При этом существо не открывала от меня глаз и не менялось в лице, от чего её истеричная скорбь казалась наигранной и от того ещё более зловещей.

Бежать было уже слишком поздно. Алтарь был окружён тварями со всех сторон.

Когда тварь неожиданно смолкла, словно бы резко выключила звук, по плечам двух невольных последователей мертвых богов пробежались мурашки, заставляя отступить подальше от края алтаря.

Удивительной красоты гигантский поднос на руках у измученной богини Тишины, словно лакомое блюдо в ресторане, подсветился кровавым сиянием. Одновременно с исчезновением воя матери монстров, исчезли и все звуки вовсе.

С окончанием крика утраты, к неотрывно уставившемуся янтарному глазу Дочери Хаоса присоединились и десятки желтых шаров размером поменьше. Десятки щупалец монстра, теперь отчетливо напоминавшие мне жгуты Сердца Тьмы. Только каждый имел существенное отличие: щупальца твари оканчивалось собственным зрительным органом.

Вот только, как и в прошлую нашу встречу, новая хозяйка храма не стала натравливать своих слуг. По началу не стала. Зачем, если у пустотников есть такая очаровательная слабость?

Волны страха и ужаса, горечь потери, смешанная с чувством неотвратимости мучительного конца. Всё это ложилось на благодатную почву. А значительное превосходство в уровнях делало посеянные чудовищем сорняки в мыслях новыми хозяевами разума.

Я едва успел выбить из рук бывшего вора кинжал, которым тот намеревался вскрыть себе горло. Его глаза были полностью невменяемы, а чувства источали такой порыв к саморазрушению, что даже мне захотелось причинить себе вред.

И эти мысли усиливались. С каждым размеренным шагом матери монстров давление становилось все более невыносимым.

Терми упал на колени, закрыв лицо руками. Бедняга и без того никак не мог прийти в себя после воскрешения.