– И еще – не налегай на болеутоляющие. Я по голосу слышу. У тебя язык опух.

Роберто улыбнулся.

– Будет сделано.

– Я серьезно, чувак, ты, типа, ступил на скользкую дорожку. Я видел тех, кто подсаживается на колеса.

– Я тоже, друг мой.

– Тогда до скорого.

– До скорого, Трэвис. – и Диаз отключился.

Он смотрел, как его жена работает в саду.

Я здесь. Я здесь и сейчас.

Трэвис положил телефон в карман и снова взял Наоми за руку. Сара бежала впереди них, и вместе они шли на детскую площадку.

Он посмотрел на Наоми, решив, что лучшего момента может и не представиться. Поэтому он заговорил, сначала тихо и запинаясь, но постепенно более уверенно.

– Я много думал, и это, не то чтобы я часто про такое трепался, и я не хочу быть чуваком, который вроде бы как: «О, я тот самый парень, который разбирается в этой фигне». Но вообще, как бы, учитывая то, что случилось, да ты ведь уже знаешь, что я хочу сказать, и я не могу соврать и просто заявить, что говорил про это раньше, точнее, могу, короче, ну ты, типа, понимаешь. Ну, в общем, я люблю тебя.

Наоми ничего не ответила. Она продолжала идти вперед, глядя, как ее дочь вприпрыжку добегает до песчаного раздолья детской площадки, устремившись к качелям.

Трэвис смотрел на Наоми, нахмурив брови. Он, может, и не ожидал ответного признания в любви, однако сейчас был озадачен.

Она игнорирует его? Почему она молчит? Что за чушь? Или он совсем вывел ее из себя?

И вдруг он вспомнил.

Он отпустил ее руку и зашел с другой стороны, где было здоровое ухо, единственное, которым она слышала.

– Я люблю тебя, – произнес он.

Она повернулась и взглянула на него в ответ, впервые услышав эти слова.

– Я тоже тебя люблю, – ответила она.