Тварь опустилась на брюхо и прикрыла змеиные веки, угли-глаза чуть померкли, Елисей мог поклясться, что увидел улыбку в волчьем оскале.

— Ай! — вскрикнула воительница, когда открылось одно из окон и в него вылетел телевизор, а в след за ним и ругань пополам с цензурными словами.

— Задрали сволочи! — было единственным долетевшим до Елисея, однако, если услышал он, то и твари, а они очень чутко улавливали чужое безумие. И вызывало оно у них одно: бешенство.

— Я не причем, не причем! — запричитала воительница.

Перестал петь Василь: больше в том не имелось ни малейшего смысла. Елисей зажмурился и тотчас же открыл глаза. Сражаться теперь придется наверняка, а ведь он почти поверил в удачу. Он поднял руку, тотчас окутавшуюся искрящимся пламенем. И нет, на воительницу, которую так и хотелось обозвать трусливой дурой, он не злился, как не собирался вникать в причины психологического срыва человека. Тот мог быть городским сумасшедшим, чувствительным к волнениям иномирья, а мог просто являться натурой чувствительной, зависимой от всего того, чем кормило обывателей телевидение и прочие СМИ. Все это стало совершенно неважным в сравнении с приготовившимися атаковать прорвавшимися.

Тварь перетекла из состояния покоя в боевую стойку за доли секунды. Из ладони Елисея вырвался огненный хлыст, и ему стало не до посторонних мыслей. Пламя не обжигало его, но билось в руке, вибрировало, отзываясь сердечному ритму.

У прорвавшегося удлинилась шея, став усеченным телом змеи, морда сплющилась, клыки преобразовались в иглы, а из уголка рта потекла фосфоресцирующая ядовитая струйка.

Пробормотал что-то Василь, которому так же, как и Елисею не хотелось получать изрядную дозу яда, способного выбить из строя самое меньшее на неделю.

— Ложись!

Плевок пролетел над их головами, шмякнулся на асфальт и, судя по шипению, начал спешно его пожирать.

— Прорвемся, — подбодрил и себя, и его Елисей и сорвался с места.

Намеченный им в соперники прорвавшийся пригнулся и прыгнул вперед. Елисей едва успел уклониться, избегая когтей, способных быка располосовать до костей. Со свистом рассек воздух хвост, вооруженный длинным шипом. При всем желании Елисей не вспомнил бы сейчас название животного, имевшего подобный.

В желтоватом свете фонаря сверкнуло скорпионье жало еще одного хвоста, от удара которого увернуться вышло чудом. Соткавшаяся словно из темноты вторая тварь нацелилась ему в бок и уже разинула пасть, готовясь вырвать кусок мяса. Избежать нападения Елисей не успевал, мог лишь пожертвовать рукой. Однако, когда он уже приготовился к боли, плотный ветряной поток снес прорвавшегося в сторону, заставив заскрести когтями по земле. Воительница, наконец, вступила в бой и подоспела вовремя.