— Вся в мать пошла! Но ту хоть к нелюдям тянуло, это ещё туда-сюда! А ты, девка, совсем ум потеряла! С собственным палачом спишь!

— Он любит меня и не причинит мне зла никогда, — уверенность, звучащая в голосе Бьянки, заставила Хильду замолчать и сесть обратно. Она печально посмотрела на годящуюся ей во внучки ведьму и заговорила медленно, словно рассказывая забытую легенду:

— Боги из своих чертогов наблюдают за жизнью людей, иногда им становится скучно и они придумывают какую-нибудь шутку… Чаще всего фигурки на их игральной доске — люди, которые, не видя дальше своего носа, идут к краю пропасти, стремятся к гибели. Говорят, что если человек стал фишкой в этой игре, то у него на лице появляется отсвет небесного огня. Никто из ныне живущих, правда, не может объяснить, как выглядит этот самый отсвет, но сейчас мне кажется, что я его вижу.

Бьянка смеялась. Красиво запрокидывая голову на точёной шее, кружась по свежей траве лесной поляны, приминая неяркие цветочки босыми пятками. Длинное зелёное платье, подхваченное ветерком, бесстыдно приоткрывало стройные ноги. Наконец она устало опустилась на землю, протянула руку и погладила мужчину по щеке. Он легонько поймал её за кисть и поцеловал в ладонь. Ведьма снова рассмеялась, глаза искрились счастьем. Она податливо склонилась в объятия любовника, венок упал с головы, как будто цветы стремились вернуться к своим собратьям, которым не грозит смерть от увядания.