Цезарь подал центурионам знак осмотреть захваченного варвара. Это было хорошо продуманное и подготовленное заранее умышленное оскорбление. В бессильной ярости мы смотрели, как они издевательски осматривают Верцингеторикса.

А он не обращал на них внимания. По-прежнему стоя неподвижно, он смотрел поверх голов римлян одновременно вдаль и внутрь себя, туда, куда не было доступа никому. Для него легионеры значили не больше комаров на лесной стоянке. Никаких римлян не было в том мире, который он знал, защищал и любил. Его не трогали грубые руки, шарившие по его телу. Легионеры не могли скрыть восхищения, ощупывая стальные мышцы и мощные ноги. Они прикидывали длину его рук, обменивались восхищенными взглядами, осматривая его мужское достоинство. Да и кто бы не восхитился при виде столь совершенного творения природы?

Верцингеторикс не шелохнулся. Когда они шарили у него под туникой, он даже не моргнул. Как они не старались, вывести его из себя не смогли. Наконец, они поняли, что дальнейшие действия оборачиваются уже против них, оставили свои попытки и отступили с глумливыми улыбками. Другого способа сохранить достоинство и видимое превосходство им не осталось. Верцингеторикс стоял в гордом одиночестве, погруженный в недоступный никому внутренний мир.

Я возрадовался, что не убил его. Дух моего друга одержал победу над своими пленителями, и все, кто присутствовал на холме, поняли это. Цезарь точно понял. Его губы сжались в тонкую линию.

— Возвращайся в крепость, — небрежно бросил он мне. — Пусть откроют все ворота для моих людей.

Римляне отпустили нас и отправили обратно в Алезию, напутствуя насмешками. Когда я оглянулся, Верцингеторикс, как и прежде, стоял перед Гаем Цезарем, глядя поверх его головы. Я бы очень хотел знать, что он там видел.

Галлы ждали нас за воротами Алезии. Они толпились вокруг, дергали нас за одежду, умоляя поведать добрые вести. У нас их не было.

— Нас продадут в рабство? — рыдая от отчаяния, спросил кто-то.

В толпе я заметил бледное лицо Онуавы. Она смотрела на меня широко открытыми глазами, и в них был лишь один вопрос. Я покачал головой.

— Нам нечего ждать пощады от Цезаря. — Слова давались мне с трудом, но я должен был их произнести. — Тех из нас, которых можно продать, ждет участь рабов. Остальных убьют. Но мы попытаемся спасти как можно больше детей и женщин, особенно детей. Слушайте меня... — Конечно, они слушали. Едва ли у кого-нибудь из друидов находились такие внимательные слушатели.

К тому времени, когда стражи на стене предупредили о скором выступлении легионеров, мы были готовы. Дети и самые сильные матери, те, кто имел хорошие шансы на выживание, собрались у боковых ворот. Здесь стоял большая деревянная платформа, а на ней — покрытый кожей, расписанной друидскими символами, загадочный предмет. В это странное сооружение впряглись Гобан Саор и Котуат — другой тягловой силы не нашлось. Они ожидали моего сигнала. Я послал всех, кто был еще способен двигаться, на стены.