Я мял в руках подсохшую лепешку, отрывал кусочки корки, ломал их и кидал крошки в рот.
Рассказал ли Ульвид Фарлею, где я? Рассказал ли Фарлей Альрику о том же? Уж не пошел ли Полузубый за моим мешком? Если он отыщет его, отдаст ли хотя бы кольчугу? Может, Полузубый нарочно выжидал, пока жрец уйдет? Вряд ли бы Ульвид позволил сходить на порог Сторборга ради серебра и одной-единственной кольчуги. Что ж, если я угадал, то Полузубого ждет серьезный нагоняй, почти такой же серьезный, какой влепят и мне.
Зато теперь понятно, почему Ульвид при такой силе живет так бедно. Видать, он отдал немало серебра бриттам, причем именно этим, живущим к северу от Сторборга. В этом селении и скот получше, и железа побольше, и мужчины покрепче. Почему Ульвид не перетащил некоторых из них на юг? Может, я считаю Ульвида сильнее, чем он есть? Не зря же он таится даже от бриттов. Наверное, он только и делает, что прячется да посылает повсюду Фарлея.
А ведь восстание бриттов три года назад… Кто его начал? Кто поднял всех бриттов по всему острову? Кто, если не Ульвид? Может, потому он нынче и говорит чушь насчет мира между нордами и бриттами, понял, что одолеть нас не сможет.
Я ходил кругами, отщипывал кусочки лепешки, подкидывал их и ловил ртом, вспоминал о Сторбаше, об отце и маме, пел придуманные Хвитом песни. Осмотрел каменный очаг, сложенный так необычно, пытался заглянуть в трубу, затем положил в него одно полешко и смотрел, как дым уходит наверх. Камни очага разогрелись, и запах сырости ушел. Затем я подтащил лавку поближе к стенкам очага, лег, едва касаясь спиной камней, и от тепла снова уснул.
Скрипнула тяжелая дверь. Легкое позвякивание железа. Я распахнул глаза, но масло в лампе давно выгорело. Темно. При мне ни топора, ни даже ножа. Чужое дыхание. Я слышал чужое дыхание, а рунную силу — нет. Безрунный? Кто? Во всем селении нет ни одного безрунного.
Два шага. От двери до меня всего два шага. Я вскочил и прыгнул на чужака. Холодная рука схватила меня за горло, сдавила и вшибла в стену.
— Ты не ищешь, — прошипел он. — Ты не ищешь меня.
— Радуйся, — выдавил я. — Найду — убью.
— Найди. Убей.
От него не веяло силой, но я не мог разжать ледяные пальцы на своем горле. Пнул его ногой, еще раз — будто в стену долбил.
— Найди…
Он разжал пальцы и исчез. Я, не переводя дух, бросился к двери, ударил плечом и… проснулся на полу. Камни очага еще не остыли. На всякий случай проверил выход: закрыт и подперт. Чужак приходил во сне.
Лучше пока не спать.
Я подкинул еще одно полешко, раздул погасшие угли и снова принялся бродить по дому кругами. Взял последнее полено, будто это топор, и начал дубасить стены, представляя на их месте то Ульвида, то Живодера, то Полузубого. Когда деревяшка раздробилась на щепки, я подобрал самую длинную тонкую и зажег на ее конце огонек, осветивший землянку.