Крейг вскидывает обе руки, не дав Рутгеру высказаться, и торопливо говорит, в надежде задобрить нас обоих.

– Ничего не изменилось, мистер Пирс. Рутгер проработал над проектом уже десятилетие, практически вырос в этих шахтах! Вы, вероятно, имеете много общего, полагаю, судя по… а-а… тому, что я слышал. Нет, вы все будете работать вместе. Он будет предлагать бесценные советы, и с его познаниями и вашим опытом горных работы мы и оглянуться не успеем, как добьемся результата или стремительного прогресса. – Он останавливает секретаршу, тихонько подбирающуюся с подносом. – Ах, Гертруда, не могли бы вы перелить кофе в термос? Мы возьмем его с собой. Э-э, и чаю для мистера Пирса.

Вход в шахту находится почти в миле от конторы «Иммари» – внутри складского здания у пристани, неподалеку от Скалы. Правильнее сказать, двух складов с двумя отдельными фасадами, придающими им вид самостоятельных строений при взгляде с улицы, но соединенных внутри. Такой большущий склад бросался бы в глаза и возбуждал бы любопытство. Зато фасады двух складов обычного размера могут запросто ускользнуть от внимания.

Внутри грандиозного склада нас дожидаются четверо светлокожих негров. Я бы сказал, марокканцев. Завидев нас, все четверо молча принимаются снимать брезент с сооружения посреди склада. Но когда он снят, я понимаю, что это вовсе не сооружение – это вход в шахту. Гигантское устье широко простирается в обе стороны. Я-то ожидал увидеть вертикальный ствол, но это наименьший из поджидающих меня сюрпризов.

Нас ждет вагонетка на электрическом ходу. И два широких рельса, уходящих в шахту. Ясное дело, им приходится извлекать уйму породы.

Крейг указывает на пустую вагонетку, а потом – в сторону гавани и моря за дверью склада.

– Мы ведем земляные работы днем, а выгрузку – ночью, мистер Пирс.

– Вы вываливаете грунт…

– В бухту, если можем. При полной луне приходится увозить морем подальше, – подхватывает Крейг.

Разумно. Это единственный способ избавиться от такой уймы грунта.

Подойдя поближе, я осматриваю шахтный ствол. Свод подпирает большой крепежный лесоматериал, в точности как в наших шахтах в Западной Вирджинии, но от стойки к стойке тянется толстый черный шнур, уходящий вдаль, сколько видит глаз. Вообще-то два шнура – по одному с каждой стороны ствола. В дальнем конце устья шахты левый шнур подходит к… телефону. Правый просто уходит в ящик, прикрепленный к стойке. У него металлический рычаг наподобие рубильника. Электричество? Уж конечно, нет.

Когда марокканцы заканчивают отбрасывать брезент, Рутгер широкими шагами подходит к ним и распекает их по-немецки. Я немножко понимаю, особенно одно слово: «feuer». Огонь. При его звуке у меня по коже бегут мурашки. Он указывает на вагонетку, потом на рельсы. Люди выглядят смущенными. Несомненно, это представление разыгрывается ради меня, и я отворачиваюсь, отказываясь лицезреть их унижение. Я слышу, как Рутгер извлекает нечто, слышится звон этого предмета о рельс. Обернувшись, я вижу, как он поджигает фитиль внутри круглого бумажного фонарика на верхушке миниатюрной – размером не более тарелки – вагонетки. Рутгер устанавливает ее на один рельс, и пара марокканцев помогают ему с устройством наподобие рогатки, стремительно запускающем тарелку с огоньком в темноту шахты. Бумага защищает огонек, чтобы его не задуло в ту же секунду.