– Боже, Элка…

Ее глаза были полны ужаса, и я, не выдержав, разрыдалась.

– Я понятия не имела… В моем мозгу были двери… я заперла воспоминания… то, что Крегар делал с женщинами… и что он ел их… Я ведь тоже их ела, и черт… с удовольствием. Меня выворачивает, когда об этом думаю. Я не знала. Не знала, пока не ушла от него. Я тогда все по-другому видела.

Выдавить из себя эти слова было все равно что занозу из медвежьей лапы вытащить – трудно, чертовски больно, и кровь так и хлыщет.

– Мы охотились, и он показал мне молодого оленя. – Пенелопа закрыла глаза, но я уже не могла остановиться – должна была выдавить из себя этот яд. – Шерсть у него была песчаного цвета, светлее, чем обычно у оленей. Он впервые позволил мне выстрелить. Я дико волновалась – еще бы, такое доверие! Олень не двигался с места – на бабочку засмотрелся или еще что. А потом я нажала курок. Крегар мной гордился.

– Это был не олень? – прошептала Пенелопа.

– Для меня олень. Тогда. Да, мне нет прощения, и я приму любое наказание, но клянусь всеми святыми, тогда я не знала, что делаю. Крегар не убивал детей. Никогда не убивал. До Халвестона. Он убил сына доктора. А я выстрелила в сына Лайон. Я! Проклятый Крегар шел за мной через всю страну, чтобы об этом напомнить. Мне теперь придется жить с этим до конца жизни. Придется жить с тем, что я не смогла спасти Джоша. Черт, Пенелопа, я опоздала, я бежала слишком медленно, слишком… Не знаю… я не смогла его спасти.

Она взглянула мне прямо в глаза. Пристально, словно пытаясь найти хоть проблеск лжи. Не нашла. Встала, подошла ко мне и крепко обняла. Я застыла на мгновение, обхватила ее руками и разрыдалась. Я никогда в жизни столько не плакала, как в этой хижине. Я оплакивала своих мертвых родителей, себя, малыша, Крегара и то, что я вот-вот потеряю.

– Тебе нужно идти, – сказала Пенелопа, целуя меня в макушку.

– Куда? – спросила я, отшатнувшись.

– Лайон тебя убьет. Уходи.

– Я заслужила.

Пенелопа покачала головой.

– Не ты. Крегар. Помнишь, что я тебе сказала? Под всей этой грязью ты алмаз, Элка. Я не хочу увидеть твою фотографию в газете.

Я нахмурилась, пытаясь найти в ее словах хоть какой-то смысл.

– А разве… разве ты меня не ненавидишь?

Она улыбнулась, затем погрустнела, и ее глаза начали поблескивать.

– Конечно, нет.

– Но… – Она знала, что я сделала. Она все знала. Она должна меня ненавидеть. – А как же сын Марка?

Она напряглась, и я испугалась, что все испортила.