(Уже потом, с возрастом, мое восприятие игры изменилось, все стало наоборот — отдельные картинки приобрели смысл, зато потеряли праздничность и таинственность. Еще один раз подобное дробление ощущений проявилось, когда я впервые вышел на этом же полигоне за основной состав и теперь уже на меня смотрела орда тиффози. Со мной случился тот еще коматозный амфибрахий — по полю ползала на ватных ногах какая-то сомнамбулическая саламандра. Меня вскоре заменили, но тогдашний главный тренер конюшни Джордж Уэлльс не сказал мне ни слова укора.)
Запомнился полигон — по углам мигающие звезды, на полюсах две рамы из квазаров, бритвы прожекторов, черная дыра в центре — в ней разверзлась такая густая фиолетово-черная темнотища, как повидло из черной смородины. Запомнилась многомиллионная обезумевшая орда тиффози, взрослые дяди, гнавшие фотонную волну.
Наконец раздался свисток арбитра. (В этот ответственный момент мать спросила отца: «А где ребенок?!» и этим внезапным вопросом невольно перебила и опустила ему все настроение — тем хуже мне досталось при возвращении.) В тот вечер конюшня сыграла не лучший свой матч, но все-таки выиграла — выиграла скромно, с потом, с надрывом и с классическим результатом 1:0. Запомнился рыжий правый бек Геннадий Лоза, атаковавший по своему флангу и забивший этот единственный гол. Я даже толком не помню, как забивался этот гол, потому что чуть не слетел с вышки — Олимпийский Полигон взорвался таким гвалтом и грохотом от самодельных фотонных хлопушек, будто в нашей части Вселенной шарахнула небольшая новая Кракатау. Потом финальный свисток, и начался отлив — тиффозное море отхлынуло, оставляя на Олимпийском полигоне окурки, газеты, стаканы, бутылки, плакаты, флаги. Потом ребенок заблудился. Нет, я просто сидел на вышке и не знал как вернуться домой, потому что буйные орды тиффози расходились и разъезжались в разных направлениях.
Радость тиффози от этой вымученной победы была грандиозна. С боевыми воплями «Вперед, конюшня!» подожгли и взорвали звезду — получилась вполне солидная сверхновая. Вообще, рядовые тиффози убежденные и законченные футоцентристы: они уверены, что футбол — это центр мира, что все предназначено для футбола, что сама Вселенная является большим футбольным мячом, и сыграть ею в футбол совсем не грех.
(«Футбольный матч — это война, — так говорит Лобан. — Хозяйственные потери после матча — разбитые автобусы, вагоны, витрины, разгромленные магазины; жертвы от инфарктов, хулиганов и автомобильных катастроф — соответствуют небольшой войне». Тогда я еще не знал теорию Лобана — теории еще не было, Лобан еще был таким же сопляком, как и я.)