— Медведь и ахнуть не успел, как на него Ханты насел, — так потом комментировал дженераль эту охоту.

Еще были парная и старшие лейтенанты Верка, Надька и Любка, которые распарили Ханта дубовыми веничками, и он так взялся за них, что из этой парной они выбрались сами не свои, долго не могли вздохнуть своими полными лейтенантскими грудями и лишь сказали:

— Ханты — во!

— Во — Ханты!

— Приобистый!

(За что и получили майорские звания, хорошее жалованье, виды на пенсию. После этого они оставили свое ремесло, покинули «Метрополь» и, кажется, вышли замуж. Горжусь, что принял посильное участие в их судьбе.)

После парной состоялись переговоры под водочку с красной рыбкой. Переговоры были трудными.

— Что ж ты такой нехороший, Ханты?! — говорил Президент. — Уселся на нефти, как собака на сене. Надо быть хорошим Хантом. Ладно, сиди на нефти, но в твоем Приобском Хантстве красное свечение исчезло... смещение, то есть «дыня», образовалась, и ты всю Вселенную схватил за горло и держишь ее за мыльный пузырь. На тебя — на всех нас! — кто-то наехал, а ты не даешь починить! Ты же первый туда и провалишься! Нам нужен проход в «дыню». Нехорошо, Ханты! Чего же ты хочешь, твое величество? Надо быть культурным хантом!

— Однако! — благодушно отвечал распаренный Ханты.

— Ты мне это брось — отнюдь и однако! Прямо отвечай: чего же ты хочешь, блин?

Хант, как я уже говорил, требовал: меня, Лобана, Толика Гусочкина, фуфаек, возвращения каких-то островов и проливов у Спинно-электронной Гряды, передачи Приобскому хантству технологической документации по изготовлению диффузионного текстиля и долевого участия в ПРОГЛОДЕ. (Это он, конечно, рот раззявил и широко развернул карман.) Еще он потребовал тех 11 игроков, отчисленных из конюшни, для своей футбольной сборной. Были еще какие-то мелкие требования.

— А кто это, Толик Гусочкин? — невинно спрашивал Президент.

— Гражданин Приобского Хантства и мой подданный.

— Разве твой гражданин находится у нас? Я не в курсе. Я прикажу объявить розыск, и его интернируют.

Когда слова «розыск» и «интернируют» прозвучали с экрана (мы наблюдали за происходящим), Корова мелко задрожал и вышел из студии — он принял слова Президента за чистую монету.

Переговоры не ладились. Президент и Приобский Хант вышли на свежий воздух Маракканны и прогулялись до эксцентриситета. Никто не слышал, о чем они говорили.

<...>

Вернувшись, они подписали политический договор.

ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДОГОВОР С ХАНТОМ. Что я могу сказать... Договор наконец был подписан, когда с нашей стороны последовало еще одно обязательство, о котором мне стыдно говорить, и я хотел бы умолчать о нем до самого окончания Проекта. (Это обязательство было оформлено секретным протоколом и подкреплено честным словом Президента.) Ханты пришел в восторг от этого предложения президента д'Эгролля, сделался сговорчивым и уже не настаивал на крайностях вроде интернирования Коровы.