– И еще потому, что это уже стало твоим личным делом, верно? – спросил Билли.

– Да, – ответил Джинелли. – Для меня это теперь личное дело. – Он ушел в спальню, снял брюки и рубашку. Пять минут спустя он уже спал, лежа на покрывалах.

Билли налил воды, проглотил таблетку эмпирина и затем допил стакан воды, стоя возле двери. Его взгляд переместился с Джинелли к его штанам, брошенным на кресло. Он прибыл в идеально отутюженных брюках, но где-то за последние пару дней приобрел и стал носить голубые джинсы. В их карманах наверняка находились и ключи от «новы», припаркованной возле гостиницы. Билли мог их взять и уехать прочь. Но, разумеется, так он ни за что не поступит. Даже тот факт, что подобный шаг означал для него скорую смерть, имел второстепенное значение. Самым важным было: как и где все это закончится.

В полдень, пока Джинелли спал глубоким сном, Билли снова ощутил аритмию. Потом и сам задремал. Ему приснился сон, правда, совсем короткий, но наполнил его ощущением страха и дьявольского удовольствия одновременно. Во сне он завтракал у себя дома вместе с Хейди. Между ними лежал пирог. Она отрезала большой кусок и протянула Билли. То был яблочный пирог. «Он тебе жирку прибавит», – сказала она. «Я не хочу быть толстым, – ответил он. – Решил остаться худым. Ты ешь его». Он протянул ей кусок рукой не толще кисти. Она приняла его. Потом сидел и наблюдал, как она ест, и с каждым ее укусом ощущение страха и одновременно радости возрастало. Грязной радости.

Еще один приступ аритмии пробудил Халлека. Он некоторое время сидел, разинув рот и ожидая, когда сердцебиение придет в норму. В итоге сердце успокоилось. У него возникло странное чувство уверенности в том, что это был не просто сон, а некое пророчество. Но такое чувство нередко сопровождает яркие сны. Сон постепенно меркнет, забывается, исчезает и это чувство. Такое у него случалось уже не раз, и свое короткое сновидение он вскоре забыл.

Джинелли проснулся в шесть часов вечера, принял душ, надел джинсы и черную водолазку.

– О’кей, – сказал он. – Увидимся завтра утром, Билли. Тогда кое-что узнаем.

Билли снова спросил, что он имеет в виду и вообще что произошло за это время, и вновь Джинелли отказался отвечать.

– Завтра, – ответил он. – А пока передам ей твою любовь.

– Кому мою любовь?

Джинелли улыбнулся.

– Прекрасной Джине. Той самой суке, которая прострелила тебе ладонь.

– Оставь ее в покое, – сказал Билли. Когда он подумал о ее темных глазах, ничего иного сказать не смог, несмотря на то, что она с ним сделала.

– Никто не пострадает, – снова сказал Джинелли и быстро вышел.