Они снова умолкли и какое-то время сидели, глядя на реку.

— Раз ты сегодня отпускаешь всех на волю, — нарушила молчание Эйнджела, — может, освободишь ещё одного человека?

Чимбик на миг нахмурился, пытаясь понять, кого она имеет в виду:

— О ком идёт речь, мэм?

— О тебе.

— Я — репликант, мэм, — поправил её Чимбик. — Биоробот. Не человек.

Эйнджела устало прикрыла глаза, то ли вымотанная последними сутками, то ли уставшая спорить с сержантом о его природе.

— Пусть так. Неважно. Ты ведь хотел стать охотником на Тиамат. Ты можешь улететь с нами. С Блайзом.

Она заглянула в глаза Чимбику и добавило тихо:

— Со мной.

Эти слова смогли проникнуть даже сквозь броню отрешённости сержанта. Он представил, что каждый день будет видеть небо над головой, вдыхать полный запахов воздух… И сможет видеть Эйнджелу, слышать её голос и те чарующие сказки. Рядом будет брат…

Один брат.

Последняя мысль отрезвила Чимбика. Он со всей ясностью осознал, что просто не сможет наслаждаться жизнью, что рисовало воображение, когда остальные братья не живут, а функционируют.

— Мне бы хотелось этого, мэм, — сержант говорил медленно, словно каждое слово весило тонну. — Но у меня есть долг.

— Перед кем? — в голосе Эйнджелы послышалась горечь. — Перед людьми, что считают тебя вещью без имени, с инвентарным номером?

— Нет, мэм. Перед оставшимися на Эгиде братьями. У нас ведь нет никого ближе семьи, — он грустно улыбнулся девушке. — И никому больше они не нужны. Не бросать своих, помните? Старый мотив сказок.

Во взгляде Эйнджелы появилась растерянность:

— И как ты им поможешь?

— Ещё не знаю, мэм, — признался Чимбик. — Но придумаю. Такой уж сегодня день, что мне хочется всех отпустить.

Эйнджела молчала, а он просто любовался ею. Не украдкой, как раньше, а просто и прямо. Сейчас это давалось удивительно легко.