Яркий белый свет ламп стал еще ярче, доктор Кэйн слышит усиливающийся гул плафона, находящегося у него над головой. Глаза его следят за странным человеком-наваждением, и Кэйн ловит себя на мысли, что не удивился бы, если б гости в следующее мгновение прошли сквозь него.

— Доктор Кэйн, вы в порядке? Доктор Кэйн!

Рядом вновь стоит Аре, и он не сразу смог понять, почему ее взгляд так напряжен. Он сжал бокал в руке с такой силой, что по стеклу пошли трещины. Еще чуть-чуть, и он раскрошился бы и осыпался на пол, привлекая всеобщее внимание. Кэйн счел за лучшее поскорее вернуть его на стол.

— Я просто задумался.

Он поднял взгляд на зал, но заинтересовавшего его индивида не заметил. Неужели и вправду призрак?

— Ты не видела здесь такого… фиолетововолосого?

— Кого? — удивилась Аре и окинула взглядом зал. — Нет.

— Ну вот, — вздохнул Кэйн, — в кой-то веки нашел какого-то особого извращенца, и то тот оказался призраком…

Девушка посмотрела на него, в который раз не в силах понять, о чем он говорит. Это было ее обычное состояние. Утешала она себя мыслью, что практически все часто не могли понять, о чем говорит доктор Кэйн. Этим он и привлекал ее внимание.

— Господа! Минуточку внимания, прошу вас!

Гости, разгуливающие по трем залам, собрались в последнем, где на небольшом пьедестале в окружении софитов находилась картина, до поры скрытая под яркой жоржетовой тканью. Импресарио этого вечера стоял чуть поодаль и бил серебряной вилочкой по краю бокала шампанского. Мелодичный звон разносился по залу.

Доктор Кэйн и Аре без спешки присоединились к остальным.

— Позвольте представить вам уникальнейшую находку нашего века! Утерянная картина легендарного Леопольда Ла Гранда с изображением демона, похитившего душу великого художника! С гордостью сообщаю, что сегодня эта картина становится самым ценным экспонатом нашего Национального музея искусств!

Ткань была сорвана, и картина предстала перед публикой. Глаза Кэйна расширились в удивлении. Тонкий аристократичный профиль, витые алебастровые рога и горящий аметистовым пламенем взгляд. И темные фиолетовые волосы, которые будто вбирают в себя свет. Картина поражала, исходящая от нее аура гипнотизировала, старая кованая рама внушала страх. Гости с благоговением смотрели на самое дорогое произведение искусства в этом зале. Но Кэйна интересовало другое. Он с интересом следил за фигурой, застывшей на границе света и тени. Бледные пальцы сжимали трость. Лицо исказила улыбка: кривая и самодовольная. Рогов, правда, Кэйн не увидел, но, блесни они в свете фотовспышек, он бы не удивился.