342

Нет, его спасал не инстинкт, не потому он стал Трассером высокого уровня, несовершенным на мой взгляд, но очень крепким, (инстинкт — это, скорее, про Арваля, у того контр на грани животного нюха). Все дело в том, что он доверял ветру, он будто был уверен, что ветер, даже самый резкий, судорожный, дикий, не мог его искалечить. Убить — да, но к этому он как раз был готов.

Когда я оказывалась лицом к массивным и гранулярным потокам, как, например, вчерашний в русле Струйветра, мне всегда становилось страшно. За все свои тридцать шесть лет я так и не перестала бояться. Да, я знала, как совладать с ярветром, умела вести контр под кривецем, могла подняться вверх по песочному потоку. Мне были известны теоретические принципы потоков этих ветров, турбулентная моделизация, объемная структура, я умела все это определять на месте, знала, что делать, как реагировать. Но для этого мне всякий раз приходилось заглушать эмоции разумом, задвигать как можно дальше утробный панический страх. Голгот же не нуждался в теориях, он не оперировал такими понятиями как риск и вероятность. Возможную смерть он принял раз и навсегда в своей схватке с ветром один на один. Из-за своего брата? Наверняка. Его манера идти на рожон в самый центр потока, прокладывать дорогу собственным телом, налегать сильнее при полном встречном, как вчера, на незащищенной местности, прорываться прямой трассой, тогда как принцип сбережения мышечной энергии гласит уваливаться и искать укрытия, и затем понемногу приводиться к ветру в ожидании затишья, всем этим он был обязан своему слиянию с самим элементом воздуха, он вел рукопашный бой с противником, которому доверял. Кроме того, ему помогал приземистый и ширококостный каркас, торс аэродинамической кеглей, но главное, об этом ча-

341

сто забывают, — крепчайшие опорные на любой поверхности, отчасти укрепленные привычкой вбивать ботинок в землю на каждом шаге, отчасти благодаря тому, что центр тяжести у него располагался относительно низко, и отчасти потому, что при шквалах он отклонялся ровно на столько, на сколько было нужно, чтобы не опередить раньше нужного турбулентность, из-за чего крен давал совсем небольшой и сразу выравнивал его по ходу, а это был один из вернейших признаков знатока своего дела.

— Согласно нашей традиции, право выбора последнего испытания в турнире предоставляется проигрывающему игроку. Господин Караколь, какое испытание вы выбираете?

π Арбитр отошел на край диска. Стилит по-прежнему сидел, поджав под себя ноги, и, опустив вниз голову, молился. Диск медленно вращался вокруг собственной оси. Уже почти стемнело. В свете ясных огоньков пламени, раздуваемых в пиалах под самым куполом, медные перегородки сверкали мягкими рыжими отблесками. За стеклом купола виднелись сотни столпившихся на платформе раклеров. Они стояли темной массой, сдерживаемые алебардистами. Пронеслась новость, что они прорвались через охрану у подножья башни. Поднялись по винтовой лестнице всей толпой. Пришли поддержать нас. Чтобы не накалять ситуацию, палантины установили слуховые трубы. Звук над сценой попадал в конус трубы и передавался наружу через расширенное отверстие на другом конце трубки. Это позволяло собравшимся на платформе раклерам следить за ходом дуэли, что удерживало их от того, чтобы ворваться внутрь. Во всяком случае пока.