Глаза жгло, она едва могла видеть, но продолжала дико размахивать мечом. Сосредоточившись на движении вперед, Галатея была полна решимости расчистить путь для дворфа, прежде чем умрет.

Вскрик позади лишил ее надежды, и ей пришлось обернуться, а затем броситься назад, чтобы перехватить жвала, опускающиеся на бедного дворфа.

При повороте она заметила вспышки сзади, хотя понятия не имела, что они означают, и не надеялась, что они предвещают нечто важное относительно ее собственной судьбы.

Теперь перед ней стояло три реморхаза: тот, которого она только что отогнала от дворфа, огромный позади него и тот, что сбоку, упрямо возобновивший подъем, находящийся достаточно высоко, чтобы, если поднять голову вверх и отодвинуться от балки, быть на расстоянии удара.

Все трое могли напасть на нее... и все трое это сделали. Ей удалось ударить того, кто был сбоку от балки, прервав его выпад, и косым ударом отразить нисходящую атаку огромного червя сзади.

Но пропустила центрального, а он не промахнулся. Ужасные жвала вцепились в ее уже раненую левую руку чуть выше локтя. Галатея почувствовала, как рвется кожа, трескается кость, и поняла, что если дернется назад, то потеряет конечность. Она притянула Блуцидер и ударяла монстра неоднократно, дико, как угодно, лишь бы снять тиски с руки, все, что угодно, лишь бы уйти от убийственного жара реморхаза.

Она слышала, крики и плач дворфа, и знала, что кричит сама.

Она увидела, как огромный червь за спиной снова поднялся и нацелился на нее для смертельного укуса, но не могла отступить, увернуться или даже отвести Блуцидер от его работы над чудовищным похитителем.

– Беги, дворф! – сумела она выдохнуть между криками, пока не появился горячий и ослепительный свет, вспышка и темнота, а затем сильный удар, когда она упала лицом вниз на кристалл.

Рывок прекратился - она подумала, что реморхаз оторвал ей руку. Почувствовав, что ее хватка на Блуцидере ослабевает, она упрямо сжала его, решив умереть со своим священным мечом в руке.

– Галатея! – услышала она вдалеке и подумала, что ее умерший отец или давно потерянный друг манят к следующему существованию.

Она чувствовала себя невесомой, свободной от боли и ограничений телесной оболочки.

Пока чья-то рука не схватила ее, и голос не произнес:

– Галатея! Галатея.

Паладин не хотела открывать глаза, но открыла. Она не хотела снова чувствовать боль, ожоги, слезы, разорванное плечо и сломанную руку, но сделала это.

И увидела знакомое лицо, лицо Алефаэро, очень близко к собственному.

– Пойдем! – умолял он. – Пожалуйста, вставай! Я не могу поднять тебя! Быстрее!