— Тут не бизнес, Охотник — возразил Михаил Данилович — Это тебе не ресторан, что должен приносить прибыль. Тут речь о спасении целой цивилизации и ради этой цели никто не станет считаться с расходами.

— Станет — не согласился я — Тут не ресторан, но это и не боевая операция. Тут огромная тюрьма с единственно важным опаснейшим узником. Сколько это уже длится? А сколько продлится еще? Сто лет? Двести? И как не крути, а кто-то должен оплачивать этот банкет. И этот «кто-то» — государство. Планетарная власть. Платится все из казны, а она не безразмерна. К тому же если изначально народ безмерно радовался пленению главной угрозы, что терроризировала их тысячелетиями, то спустя пятьдесят лет это уже не новость, а скорее обыденный факт. Положительный, но для многих уже не особо важный факт — особенно для новых поколений. Я помню, как в детстве бабушка наряжалась на день Победы девятого мая. Как неотрывно смотрела она парад на Красной Площади — парад Победы. Иногда она даже плакала. Для нее это было важно. А для меня… я смотрел пару минут на катящиеся по брусчатке танки и уходил играть во двор… у меня были дела поинтересней.

— Интересное сравнение — Михаил Данилович задумчиво постучал пальцами по столу и отставил бутылку, не став наливать добавки — И ведь верное сравнение. Ведь после пленения этого чудовища на их планете впервые родились поколения, не знающие страха перед страшной угрозой с космоса… им не приходилось прятаться в подземных убежищах… У них было счастливое беззаботное детство — и это не могло не наложить свою печать некоторого безразличия к старым страшилкам…

— Да — кивнул я — Именно так. Помимо этого, есть и естественная ротация персонала. Старые кадры уходят на пенсию. Их сменяют новые — и им, в отличие от ветеранов, надо как-то выслужиться. Надо проставить в своих трудовых досье какие-то галочки, добиться каких-то свершений. Побеждать уже некого… И тогда новенький карьерист пододвигает к себе монитор компьютера и начинает рыскать по документам, выискивая нечто мясистое и сочное… и первое на что он натыкается так это безмерно раздутый бюджет. Дальше следует радостное потирание холеных ручек, после чего он берется за канцелярский нож и начинает резать премии персоналу, рацион узникам, количество отпускаемых на командировки литров бензина, попутно отменяя льготы и привилегии… Я утрирую, но так оно чаще всего и случается.

— Мы немного отвлеклись от темы — заметил Ванло.

— Тема… — повторил я — Что ж… Учащение проверок — это сбой. Появление ЧерТура, могущего явиться в камеру и убить узника смертельным уколом — это сбой. Передаваемые с едой записки со словами «не рази его, не рази» — это сбой. Немалое количество брошенных исследовательских подземных комплексов и пунктов наблюдения — это сбой. Отсутствие хоть какого-то внешнего контроля над происходящим здесь в пустошах — это тоже сбой. Стремительно эволюционирующая фауна — ее можно смело относить к сбою, не говоря уже о свободно передвигающихся ледяных ходках с пульсарами в груди. Ни один лидер столь масштабного проекта как «Столп», назовем его так, просто не вправе игнорировать подобное. Сюда же можно отнести коррупцию тюремщиков, что заключают продовольственные договора с узниками, распивающие с ними спиртные напитки и ведущие долгие душевные разговоры. За такое надо карать и карать безжалостно. Окажись я во главе этого проекта… то первым делом начал бы с тотальной чистки кадров и показательных репрессий. Тут столько напластований гнилой плоти, что только резать и резать… И это все — мелкие признаки терзающей всю систему лихорадки. Так что я согласен — неладно в Датском королевстве. Но самое главное… то, чего я никак не могу понять так это причины, по которой вмороженное в лед существо все еще живо. Это как хранить в собственной кладовке взведенную атомную бомбу с тикающим таймером…