— Нет, Абдулла. Это ты не понимаешь, кто ты. Ты читал «Сказку о рыбаке и рыбке»?

— Чего?

— Сказку. «О рыбаке и рыбке». Пушкина Александра Сергеевича. Должен был читать в школе.

— Чего?

Кардинал терпеливо вздохнул.

— Если ты дашь себе труд вспомнить содержание этой истории, то поймешь, почему рыбка так долго терпела чудачества старухи. Она могла позволить ей быть дворянкой, царицей, быть кем угодно здесь, на земле. Но вернула к разбитому корыту, когда старуха покусилась на власть над тем, над чем человек по определению не может быть властен. А если бы старуха не захотела быть морской владычицей — вполне могла бы оставаться царицей до конца дней своих. Улавливаешь связь?

Абдулла молчал, не сводя с Кардинала наливающихся кровью глаз.

— Знаешь, почему сама эта ситуация для меня оскорбительна? — продолжал Кардинал. — Тебе в руки попало средство, с помощью которого можно управлять миром, а ты не нашел ему иного применения, кроме как торговать вразнос. Лучшие умы человечества, титаны мысли и духа, столетиями бились над созданием совершенного эликсира, а ты меняешь его на деньги, которые даже потратить толком не можешь. Так что я прошу тебя: остановись. Даже не так: я даю тебе возможность остановиться и отдать то, что тебе принадлежать не может. Сделай это, и ты оставишь себе все, что у тебя есть, все свои деньги и вот эти красивые машины с громилами.

Абдулла смотрел на Кардинала тяжелым неподвижным взглядом.

— А ты, Карди, думаешь, что можешь решать, что кому должно принадлежать, а что не должно, да? Тебе бы лучше поостеречься, потому что время твое прошло, и осталось его совсем мало. И тебе не нужно было приходить сюда и говорить со мной так, а стоило сидеть тихо в той дыре, из которой ты выполз, пока твое время не кончилось вовсе.

— Это ответ «нет»? — спросил Кардинал.

— Это ответ «да пошел ты», — сказал Абдулла и одним движением распахнул куртку, выхватывая пистолет. Длинный золоченый ствол громадного «Desert Eagle» уставился на Кардинала.

Грянул выстрел.

Звук выстрела гулким эхом раскатился среди каменных стен. Вервольф, поднимавшийся в кромешной тьме по стертым ступеням узкой лестницы, на мгновение замер, прислушался и пошел быстрее. Судя по всему, бой начался, а значит, медлить было нельзя.

Он вошел на территорию завода с восточной стороны, из окутанного темнотой заболоченного леса, сразу после того, как по широкой подъездной дороге между заводских корпусов проехали три первых автомобиля. Вместе с черными тенями, которые плыли вслед за лучами фар, он проскользнул вдоль стен и уже почти у самой площади остановился рядом с приоткрытой покосившейся дверью в стене огромного корпуса, напротив которого находилась площадь и невысокое трехэтажное здание. Вервольф бесшумно вошел внутрь. Узкая крутая лестница вела вверх, и он стал подниматься по искрошившимся ступеням, чтобы выйти на крышу — место, как нельзя лучше подходящее для его цели. Сквозь редкие маленькие окна на лестничных площадках мелькали огни прожекторов, доносились рокочущие звуки музыки и рычание автомобильных моторов. Вервольф поднимался все выше, и громыхнувший снаружи выстрел застал его уже почти на самом верху. Он несколькими длинными прыжками преодолел оставшиеся лестничные марши, проскочил сквозь широкий коридор, пересек большой пустынный зал бывшего цеха и снова остановился. Неясный ночной свет, льющийся из громадного застекленного окна, заливал гулкую пустоту помещения. В противоположном конце цеха еще одна широкая лестница уходила к самой крыше, и сейчас Вервольф почувствовал, что наверху кто-то был. Он потянул носом воздух. Да, так оно и есть: двое, а скорее, даже трое вооруженных людей — Вервольф ощущал запах их тел и тонкий аромат оружейной смазки.