— Три десятка порций ассиратума, насколько я могу судить, это одна человеческая жизнь. Двенадцать жизней в год. Вы уже решили, у кого будете их забирать?

Кардинал поморщился.

— Алина, я вас прошу, оставьте этот пошлый морализаторский пафос, не разочаровывайте меня окончательно. Мне странно слышать это из уст человека, каждый день видящего перед собой десятки нелепо оборвавшихся жизней, чаще всего бессмысленных. А если так хочется занять себя решением нравственных ребусов, то подумайте о том, что уже через… — Кардинал посмотрел на часы, — через семнадцать дней в городе оборвутся двадцать четыре жизни бывших пациентов медицинского центра «Данко», одна из которых — шестнадцатилетняя девочка. Эти люди не знали, что они принимают и из чего делают то лекарство, которое им любезно продавал доктор Кобот. Включите их в свои арифметические расчеты.

Алина промолчала.

— Итак, — Кардинал обратился к Гронскому, — что ты решил, Родион?

Гронский медленно кивнул:

— Мы договорились.

Алина бросила на него быстрый удивленный взгляд.

— У меня есть одно условие, — продолжил он. — Твои люди держатся от меня подальше. Мне не нужна ничья помощь, я хочу все сделать сам. Когда мне понадобятся какие-либо технические средства или оружие, я об этом скажу. С остальным я согласен. Ты получишь манускрипт, или ассиратум, или и то и другое.

Гронский встал. Кардинал и Алина поднялись следом.

— С возвращением, — сказал Кардинал и протянул Гронскому руку. — Ты не представляешь, насколько я рад твоему согласию.

Гронский криво усмехнулся и тоже протянул руку в ответ.

— Только в этот раз.

Все трое подошли к дверям кабинета. Кардинал предупредительно открыл перед Алиной дверь, а когда она сделала шаг за порог, вдруг сказал:

— Алина, простите меня, ради бога, совсем забыл уточнить с Родионом один вопрос. Вы подождете в приемной, буквально пару минут?

И, не дожидаясь ответа, закрыл дверь перед ее носом. Алина недовольно пожала плечами и уселась на диван.

Кардинал прикрыл дверь и подошел к своему рабочему столу. Гронский смотрел, как он открывает нижний ящик и достает оттуда небольшую картонную коробочку.

— Маленький жест доброй воли, — сказал Кардинал.

Он подошел к Гронскому и протянул ему картонную упаковку. В ней были патроны с пулями серо-серебристого цвета и со странными насечками, похожими на буквы арамейского алфавита.

— Насколько я помню, ты пользуешься своим старым «Walther P99» сорокового калибра, — он кивнул на кобуру, под расстегнутым черным пальто. — Возьми. Сделано специально для тебя. Думаю, что рано или поздно пригодится.