Это наша главная проблема. Седалища – ерунда, они способны не один день выдерживать пытку от давления неровного мрамора. Но постамент хоть и не мал, но не так уж и высок. Над маревом проступает незначительно. Границу тумана с ходу определить сложно, но если приглядеться и чуть выждать, различаешь отчетливо. Очень уж она резкая, радикально разделяющая две среды, без намека на плавный переход одного в другое.

И эта граница не стоит на месте, она поднимается. Очень медленно, незаметно для глаз. Но если засечь ее положение и потом взглянуть на отметку спустя десять минут, увидишь, что та погрузилась в туман на сантиметр-другой.

Нетрудно высчитать, что, если темп «наступления» не замедлится, еще до середины ночи ноги наши окажутся в тумане. Что случится дальше, обсуждать опасались, потому что без лишних слов подозревали самое нехорошее.

А подозревали мы, что туман этот как-то способен сигнализировать тварям о том, что с ним соприкоснулось что-то вкусное. Очень уж целенаправленно на нас сбегались блестящие элементали, с разных сторон заходили. И чем быстрее мы бежали, тем активнее вели себя монстры.

Вспоминая это, я неуверенно предположил:

– Если туман поднимется выше постамента, можно попробовать не шевелиться. Есть шанс, что на нас не отреагирует.

– Чак, ты сам в это веришь?

– Нет. Но надо перебирать все варианты. Непонятно, какой сработает.

Кими покачала головой:

– Тут нет вариантов. Никакой не сработает. Посмотри вокруг, Чак. Это всего лишь одна из четырех доступных частей города. И даже при тумане видно, что она больше столицы. Гораздо больше. Представляешь, сколько людей здесь жило когда-то?

– Представляю. Но зачем ты это рассказываешь?

– Затем, что этот город не для людей. Знаешь, как простолюдины называют это место в своих сказках?

– Я даже не знал, что им про него известно.

– Не очень-то известно, но что-то помнят. Они говорят, что под столицей есть еще один город. И город этот давно похоронен. И когда какие-то беды происходят, винят нас, благородных, что это из-за нас всю империю прокляли древние силы. Прокляли за то, что мы снова и снова лезем в древнюю могилу. И что-то в их сказках есть.

– Кими, ты преувеличиваешь. Простолюдины слишком много болтают.

– Чак, да ты посмотри вокруг. Этот город действительно бросили. И очень может быть, что прокляли. Ты видел, чтобы его дома кто-то серьезно разрушал? Я говорю не про отдельные дома и кварталы, а про то, что бывает, когда в город врывается вражеская армия. Там все рушится, все горит. А тут следов такого нет, почти все здания сами разваливаются, от старости. Зайди в любой, проведи ладонью по камням. Ладонь покроется прахом. Он остался от тех, кто здесь жил в те времена, когда город тоже жил. Но этот город умер, в нем остались лишь камни, кости и призраки. И кто-то его похоронил, заколотив все двери. А потом пришел первый император и сумел открыть несколько проходов. Он гигантскую могилу вскрыл, понимаешь? Самую большую могилу в империи. И не просто вскрыл, он потревожил кости и начал истреблять призраков. Он разворошил про́клятую могилу и начал получать из ее праха прибыль. За надругательство над этим кладбищем его семья получила Стихии, а мы сегодня получили право зайти в могилу и потоптаться по трупу. Этот труп тысячи лет грызли стервятники, а теперь мы грызем стервятников. Сегодня пришло много очень голодных стервятников. Пока они не наедятся или не отправятся куда-то дальше, нам придется сидеть здесь. Там, в тумане, их территория, а мы даже не понимаем, куда надо бежать. Так что надо просто ждать.