На встречу я пришел вовремя. По крайней мере, я так думал. В письме стояло четкое время: 12:30. Но когда я добрался до места, все уже сидели. И молча пялились на меня.

Мы решили пока не разглашать журналистам подробности аварии. Весь мир следил за ходом проекта – единственной надеждой человечества на спасение. И только не хватало, чтобы людям стало известно о гибели научных экспертов из основного и дублирующего экипажей. Говорите что угодно про русских, но секреты они хранить умеют. Всю территорию Байконура перекрыли.

Из переговорной комнаты, которую оборудовали в обыкновенном автотрейлере, предоставленном русскими, открывался великолепный вид на стартовый стол. Я смотрел в окно на «Союз». Старая технология, спору нет, зато, пожалуй, самая надежная ракета-носитель из всех, когда-либо построенных.

Мы со Стратт не виделись со дня взрыва. Ей срочно пришлось организовывать специальное расследование причин аварии. Откладывать на потом было нельзя – если трагедия произошла из-за сбоя в алгоритме или оборудовании, предназначенном для миссии, нам следовало знать. Я хотел подключиться к расследованию, но Стратт не позволила. Иначе кто бы тогда разбирался с мелкими неполадками на борту «Аве Марии», которые указывали в отчетах специалисты ESA?

Стратт смотрела на меня в упор. Дмитрий перекладывал какие-то бумажки – наверное, очередной проект усовершенствования двигателей вращения. Доктор Локкен, вспыльчивая норвежка, спроектировавшая центрифугу, барабанила пальцами по столу. А вот и доктор Ламай в неизменном белом халате. Ее команда завершила отладку полностью автоматизированного медицинского робота, и, скорее всего, доктора Ламай ждет Нобелевская премия. Если человечество выживет. Присутствовал даже Стив Хэтч, чокнутый канадец, изобретатель зондов-жуков. Ну, хотя бы он не выглядел смущенным, а просто считал что-то на калькуляторе. Документов на столе перед Хэтчем не было, лишь калькулятор.

Также за столом сидели командир Яо и бортинженер Илюхина. Яо выглядел особенно серьезным, а Илюхина ничего не пила.

– Я опоздал? – поинтересовался я.

– Нет, вы вовремя, – ответила Стратт. – Присаживайтесь.

Я уселся на единственное свободное место.

– Похоже, мы поняли, что случилось в исследовательском корпусе, – начала Стратт. – Здания больше нет, но все записи велись в электронном виде и хранятся на сервере, который обслуживает весь Байконур. К счастью, сервер находится в наземном пункте управления. И Дюбуа, будучи верен себе, все тщательно записывал.

Она вытащила из стопки лист бумаги.

– Судя по электронному дневнику, вчера Дюбуа собирался проверить исключительно редкий сценарий отказа генератора, работающего на астрофагах.