Светлый фон

– «Джон» и «Пол» на ноль. «Ринго» на 1,1 процента, – командую я.

– «Джон» и «Пол» ноль, «Ринго» 1,1, — вторит Рокки.

«Джон» и «Пол» ноль, «Ринго» 1,1, —

Мы несколько раз корректируем векторы тяги, чтобы повернуть корабль в выбранном мной направлении. И, наконец, встаем на верный, с моей точки зрения, курс.

– Ну, будь что будет! Полный вперед! – восклицаю я.

– «Джон», «Пол», «Ринго» 100 процентов! – откликается Рокки.

«Джон», «Пол», «Ринго» 100 процентов!

Корабль резко дергается вперед, и меня вдавливает в кресло. Пока мы разгоняемся по прямой (наверное) в сторону «Объекта А» (надеюсь), появляется гравитация в 1,5 g.

– Поддерживай тягу в течение трех часов, – объявляю я.

– Три часа. Я слежу за двигателями. А ты отдыхай.

Три часа. Я слежу за двигателями. А ты отдыхай

– Спасибо, но отдыхать пока рановато. Мне надо спешить, пока есть гравитация.

– Я останусь тут. Потом расскажи, как пройдет эксперимент.

Я останусь тут. Потом расскажи, как пройдет эксперимент.

– Обязательно.

Нас ждет одиннадцатидневный полет. Мы израсходуем около четверти всего имеющегося топлива (если считать «Джорджа», который с полным баком астрофагов стоит на лабораторном столе). Оставшийся объем топлива позволит нам исправить даже самые идиотские ошибки, которые я мог допустить при расчете траектории полета.

Через три часа мы выйдем на крейсерскую скорость, а затем почти все одиннадцать дней полетим с выключенным двигателем. Не хочу возиться с раскручиванием и торможением центрифуги. Это, конечно, выполнимо – недавно Рокки успешно остановил вращение. Однако процесс был крайне деликатный, иногда приходилось полагаться на интуицию, а порой вращение грозило стать неуправляемым. Или еще хуже – могли бы запутаться кабели.

Итак, в ближайшие три часа придется работать при 1,5 g. А потом на некоторое время настанет невесомость. Пора в лабораторию!

Спускаюсь по лестнице. Рука болит, но уже меньше. Бинты я менял каждый день. Точнее, это делал медицинский чудо-автомат доктора Ламай. На месте ожога наверняка образовались жуткие рубцы. Теперь до конца жизни ходить мне с изуродованным плечом и рукой. К счастью, более глубокие слои кожи не пострадали, иначе я бы умер от гангрены. Или автомат доктора Ламай отрезал бы мне руку, пока я отвлекся.

Давненько я не имел дела с 1,5 g. Ноги начинают побаливать, но я уже не обращаю внимания на такие мелочи. Подхожу к центральному столу, где продолжается эксперимент с таумебами. Все предметы надежно прикреплены к столешнице. На случай непредвиденных кульбитов во время набора скорости. Вы только не подумайте, будто у меня мало таумеб. Теперь их вагон и маленькая тележка в топливных баках!