– Кто смеет насмешничать? Это изображения от искусства и науки, а не для потехи пошлого ума! Я поработил их совершенство не ради уничижения; я пересек Атлантический океан, чтобы продемонстрировать свою технику образованной публике, а не чтобы развлекать дерзкую чернь моралью разложения!
Возникло ошарашенное молчание. Мейбридж снова взглянул на пустое место.
– СЛЕДУЮЩИЙ СЛАЙД! – заревел он на сжавшегося механика.
В конце лекции он сорвался со сцены, пока публика старательно хлопала в виде извинения. Мейбридж покинул театр под их аплодисменты. Когда он не вернулся, хлопки постепенно иссякли, и толпа ушла молча, как понурая немая отара.
Наконец остыв, Мейбридж зарекся давать публичные речи в Англии. Вполне очевидно, что на родине его не ценят; он вернется в Америку, где умеют обращаться с людьми такого калибра. Перед отъездом он узнал, что Галл в самом деле мертв. Значит, увиденное – какой-то сложный розыгрыш в попытке подкосить его и поднять на смех. Он снова пообещал себе, что вернется только тогда, когда будет слишком стар для работы, когда достоинство потребует уложить свои кости на покой в королевской земле. Только тогда он позволит этим негодяям воздать ему по заслугам и приобщиться к его гению.
* * *
– Я положил плоть, деньги и годы на твое спасение. Я страдал, а ты смеешься надо мной?!
Сидрус неистовствовал в слезах.
Он вынул из-под плаща две черные трости.
– Я не желал тебя обидеть, – сказал Уильямс, – но то, о чем ты говоришь, не имеет для меня смысла. Там нет ничего похожего на лес; я знаю, потому что шел целыми днями. Там только широкая мрачная трясина.
Сидрус, славившийся извечным контролем и сдержанностью, наконец вышел из себя. Истина, которую он столь долго преследовал и к которой столь близко подошел, ускользала с каждым словом. Неужели Лучник действительно все забыл и ослеп в своей иллюзии? Неужели это предельный эффект столкновения с лесом, его величайшая защитная ирония? Или все это нечестная злорадная игра, коварная ложь, чтобы не допустить Сидруса к жизни в богатстве, превосходящем любые фантазии?
– Ты когда-либо проходил через лес или жил в нем? – спросил Сидрус в поисках водораздела между истиной и ложью.
– Я смутно припоминаю уничтоженный лес; сломанные стволы и разрубленные корни; край грязи и смерти, озаренный громом и молнией, рвавшими людей на части. Но это было давно и далеко от места, где мы сейчас стоим.
Снова ложь.
– Ты был один? Какие существа там обретались, кроме людей?
Уильямс замолк, словно в размышлениях, медленно сдвигая руку в угол холщовой сумки.