Тото стоял за спиной Шона, держа его за связанные запястья. Крис целился в каждого сновидца по очереди, пока окончательно не убедился, что больше никто и не думает нападать на него. С их лидером все было кончено. Те, кто служил Саре добровольно, развернулись, быстро стекаясь на первый этаж. Флейта сидела между Себастьяном и Августом, бинтуя обоих, а Барби и Эшли собирали пистолеты противников.

Грейс выставил ладонь перпендикулярно полу, и все девять волков пригнулись. Морды у них были в крови. Звери обступили Сару кольцом, загоняя в ловушку.

Лицом к лицу со мной – не этого ли она хотела?

Сара покачнулась и, вытянув перепачканный «ТТ», защелкала курком.

– Патронов нет, – сообщила ей я, когда она принялась доставать магазин исполосованными пальцами. В них проглядывались белые прожилки и маленькие торчащие стеклышки. – Любое оружие, которое ты возьмешь в руку, дает осечку. Разве что ты не приставишь его к собственной голове… Тогда выстрелит, да.

Сара шумно выдохнула и, отбросив «ТТ», опустила руки.

– Уходи, – прошептала она. – Бери, что захочешь, и уходи! Разве не это тебе было нужно с самого начала?

– Именно это, – согласилась я. – Раньше… А теперь мне нужно, чтобы тебя не стало.

Сара обернулась на Шона, танцуя между голодными волками, чтобы не напороться на их клыки. Тот, уже развязанный и покорный, безвольно сидел на полу, растерянно глядя перед собой.

Я обернулась на кабинет, где лежала моя мертвая сестра – воплощение всего, что делало меня прежней – и взглянула на Сару.

– У тебя подгибаются ноги, – сказала я в гробовой тишине, звенящей, гудящей, невзирая на количество людей вокруг. – Колени не слушаются. Кости… Все они у тебя переломаны, ты знаешь об этом?

Сара взвизгнула и рухнула навзничь, сопровождаемая треском, словно кто-то наступил на пачку крекеров. Я увидела под задравшимся платьем ее колени, покрывающиеся гематомами; отекшие и торчащие под неправильным углом.

– Язык не подчиняется. Хотя о чем это я… У тебя нет языка вовсе. Знакомо?

Она схватилась за собственное горло, приоткрывая рот, из которого багровой струйкой ударила вязкая жижа. Мне сделалось бы мерзко или страшно, но только не в этот раз. Я не смотрела на Криса, но кожей чувствовала его взгляд, и впервые мне было все равно.

– Ты не можешь издать ни звука. Тебе больно. Так сильно… Но никто не может понять эту боль. Именно такую боль ты чувствуешь, когда теряешь любимых. Пусть она разрывает тебя изнутри.

Слезы на лице Сары смешались с кровью. Я снова вспомнила Джесс… А затем гетерохромия глаз исчезла, слившись с белыми глазными яблоками, когда я произнесла: