Он не ответил. По крыше забарабанил дождь: гнусно-серое небо наконец-то изверглось. Ветер за окном выл, и мне хотелось кричать вместе с ним: нет, нет, нет! Дома словно резко похолодало, хотя Коул приоткрыл работающую духовую печь, чтобы жар шел наружу. Он не сводил с меня глаз, черных и блестящих, как два агата. А затем вдруг сделал шаг вперед. Его пальцы вокруг рукояти ножа сжались так крепко, что побелели сухожилия.

– Не надо, Коул, – взмолилась я из последних сил.

Он очутился ко мне вплотную и схватил за предплечье, не давая сбежать. Я забрыкалась, сыпля заклятиями, которые на охотников все равно не действовали. Вскинув нож, Коул замахнулся и полоснул меня по руке чуть выше запястья. Я вскрикнула, и тогда он отпрыгнул, глядя на вязкие капли крови, капающие ему на ботинки.

– Извини, – выдавил он едва слышно и, схватив сумку с ритуальными принадлежностями, выбежал на улицу, даже забыв прихватить пальто.

Меня знобило. Я опустилась на пол и поджала коленки, раскачиваясь вперед и назад, чтобы успокоиться. Из транса меня вывел лишь запах пригорающих овощей. Подскочив к плите и выключив ее, я посмотрела Коулу вслед: он оставил за собой распахнутую дверь. Ветер гнал красно-желтые листья вглубь дома, и я, натянув на кровоточащий порез рукав свитера, выбежала из дома.

Я кружила вокруг коттеджа, зовя его по имени как одержимая. Дождь заливал лицо, просачиваясь сквозь одежду. Пытаясь выискать в грязи следы ботинок Коула, чтобы догнать и остановить раньше, чем он сотворит непоправимое, я прошла вдоль кромки леса. Вокруг было слишком темно, чтобы, рискнув зайти в лес одной, не заблудиться.

– Коул!

Зарычав от бессилия и ярости, я вернулась обратно к крыльцу и спряталась в доме.

В комнатах зажегся свет, и из подвала донеслось довольное урчание гримов, наконец-то починивших щиток с электричеством.

Сняв с себя мокрую одежду, я отмылась в ванной от грязи, в которой испачкалась, пока бродила по округе в осенний ливень. Переодевшись в шелковую пижаму, я, стараясь справиться с беззвучным рыданием и дрожью, заварила себе мятный чай. Прошло больше часа, но колотить меня так и не перестало. Коул не вернулся тоже. Где-то в роще деревьев и в кругу факелов он, преклонив колени, обрекал себя на неизбежное. Я то и дело выглядывала в окно, за которым, кроме ночи и бури, ничего не было видно. В надежде застать мигание его фонаря, я открыла шторы и свернулась калачиком на диване в гостиной.

Под стук дождя, сопровождающийся грохотом посуды с кухни, где гримы ужинали полусырой пастой, я и задремала. Отопление заработало, и в доме сделалось теплее, но внутри меня это ничуть не согрело. Я все еще дрожала, даже завернувшись в двойной слой одеяла, пока входная дверь наконец не скрипнула. Порыв ветра безжалостно ворвался в дом с новой силой.