Марта и Ганс уже ждали нас, как и Коул, подбрасывая дрова в камин. Подойдя, он прижался губами к моему виску на глазах у Гидеона. Тот сразу отвернулся, молча поставил поднос с салатами и сел рядом с Мартой в стороне от меня.

– Если заляпаешься – я не буду это отстирывать, как в прошлый раз, – сухо сказал он ей, но Марта тут же захихикала и специально намазала себе нос кетчупом. Судя по тому, как Гидеон просиял ей в ответ, так проявлялось его своеобразное чувство юмора. Похоже, Марта понимала это гораздо лучше, чем я.

Мы принялись ужинать и за вечер так часто смеялись, что напряженная атмосфера в доме, как и сам Гидеон, наконец оттаяла. Гидеон расслабился, откинувшись на спинку стула, и даже расщедрился на похвалу, оценив нашу с Коулом утку.

Пламя из камина отбрасывало тени на гостиную, дотягиваясь даже до обеденного стола, сервированного красной скатертью и фарфоровым сервизом. Приглушенный свет, льющийся из торшеров, добавлял уюта, как и запах розмарина вперемешку с жареным чесноком. Под столом ворочался сытый Бакс: Марта незаметно подкармливала пса, сбрасывая ему отварные овощи, которые ей упрямо подсовывал Ганс.

– Ты играешь? – спросила я у Гидеона, вдруг заметив чехол из-под гитары, прислоненный к углу камина. Тот кивнул, чопорно разрезая ножом и вилкой и без того маленький кусочек мяса. – Жаль я оставила свою скрипку дома. Могли бы сыграть дуэтом…

Гидеон скептично вздернул одну бровь верх, и я сделала вид, что не заметила, как Коул пнул его под столом.

– В следующий раз обязательно, – вяло улыбнулся он и снова уткнулся в свою тарелку. – Играю я все-таки лучше, чем рассказываю, но… Кажется, настало время семейных историй.

– О нет! – простонал Коул, тут же утратив интерес к еде. – Неужели больше не о чем поговорить?!

Гидеон промокнул салфеткой губы, испачканные в вине, и воодушевленно продолжил, с удовлетворением ловя на себе заинтересованные взгляды присутствующих:

– Бабушка запрещала нам заводить домашних животных, поэтому как-то раз Коул притащил домой коробку еловых шишек и каждой дал имя.

Коул хлопнул себя ладонью по лицу и зажмурился, пока Гидеон упивался его румянцем и злорадно продолжал. Я пыталась не хихикать, уминая печеный картофель. Самоотверженная любовь Гидеона к брату прослеживалась в каждом его рассказе, с самого их детства: в историях о руке, сломанной на качелях; о щенке, которого Гидеон помогал Коулу прятать от бабушки под кроватью; и даже в горькой истории о том, как они оба утешали друг друга, когда осиротели.

– Принесу десерт, – сказала я, заметив, что их веселая перебранка скатилась в скорбную ностальгию. Коул понуро добивал свою кружку с чаем, но все равно подорвался мне помочь, когда я встала.