Светлый фон

Я нервно сжимала и разжимала подол своего платья, боясь перебить Тюльпану, боясь запомнить ее слова и спустя годы прочувствовать нечто подобное. Я восхищалась ею, если не сказать больше – боготворила. Сильная внешне, она была сильной и внутри – не расколоть, не продавить. Но я бы никогда не пожелала себе такой силы – ее можно лишь выстрадать и воспитать в себе через тернии и агонию.

– Ферн хотела, чтобы я увидела Генри, – прошептала Тюльпана серыми губами, и отчаяние ее сменилось испепеляющей ненавистью. – Это мое наказание. Он так похож на Киллиана… С тех пор как Генри исполнилось два, я никогда не подходила к нему настолько близко. И больше не подойду. – Тюльпана вскочила с места и бросила на меня непроницаемый взгляд. – Забудь о том, что здесь было. Если расскажешь хоть кому-нибудь – у тебя отсохнет язык.

Я чиркнула пальцами по губам, изображая застежку. Тюльпана удовлетворенно хмыкнула и направилась к парковке, где на солнце сверкал синий джип. Она легко стерла наш разговор из памяти, но для меня было слишком поздно: я почувствовала, как сорняки сомнений, посаженные ею, начали прорастать. Однажды я зарасту ими и уже не выпутаюсь.

– Решай проблемы по мере их поступления, – повторила я про себя совет Рашель, вставая со скамьи и отряхиваясь. – Сначала Ферн, потом – все остальное.

Я перебежала дорогу на красный свет и юркнула в машину, где все уже были в сборе.

– Выглядит… живописно, – прокомментировала я лиловый синяк с запекшейся кровью, обводящий нижнюю губу Коула. – Сувенир от Гидеона?

Коул посмотрелся в зеркало заднего вида и ужаснулся – похоже, до этого момента он даже не задумывался, что выглядит настолько кошмарно. Волосы сбились в дремучие клоки, левая скула была рассечена по диагонали, как если бы Коул проехался лицом по асфальту. Один рукав обожаемой мною рубашки отсутствовал, а уж на штаны я и вовсе смотреть побоялась.

– Надеюсь, он выглядит так же, – попыталась разрядить обстановку я, открыв баночку с цветочной мазью и ласково втерев ее в свежие ссадины.

Коул зашипел, но мужественно вытерпел.

– Хуже. За Бакса я точно отплатил.

– Мой ты умница!

Коул скривился – не то от моего тона, не то от травяного запаха, щиплющего израненную кожу. Коул был горячим, как в лихорадке, и я прижала к нему ладонь, впитывая в себя тепло вместе с воспоминаниями. Два брата, сцепившиеся в мертвой хватке и катящиеся вниз по улице прямо под колеса машин. Копье и навахон, скрещенные на глазах у прохожих. Две метки, горящие на запястьях оранжевым светом. «Ты вечно берешь на себя больше, чем тебе положено!» – «А ты вечно лезешь, куда не просят!» Зевающая Тюльпана лениво наблюдает за ними с другого конца сквера. «Предатель!» – «Тупица!» Мальчишеская схватка, закончившаяся тумаками и позорной ничьей. «А ну стоять!» Остроконечный значок местной полиции и бегство обоих, чтобы не объяснять то, что никто все равно не поймет.