Это был слишком долгий ритуал: сколько бы мы ни пели, у Ферн оставалось слишком много магии. Она успеет положить весь ковен Шепота к тому моменту, как мы закончим.

Прекрасно понимая это, Ферн ухмыльнулась, глядя мне в глаза, и возвела руки над головой. Ей почти удалось перекричать нашу песнь:

– Под взорами небес, зловонье изливая, она раскинулась чудовищным цветком…

Я узнала это стихотворение – Шарль Бодлер, так изящно переделанный в известную на весь колдовской мир губительную порчу, что ломает ребра, пока не доберется до сердца и не раздавит его. Я уже чувствовала, как ноют бока, будто в них впиваются щипцами. Ведьмы, стоящие к Ферн ближе всех, начали ронять нити, хватаясь за грудные клетки. Спустя минуту я схватилась тоже, падая на колени. Дышать стало невыносимо.

Нет, нет! Еще чуть-чуть…

– Вот и все, – улыбнулась мне Ферн. – Струились, как смола, из остова живого, и…

Ее заклинание близилось к пику, а моя жизнь к закату, но вдруг она подавилась словами, а следом – собственной кровью.

Ладони прижались к животу, на котором стремительно расползалось красное пятно. Глаза Ферн округлились, и взгляд проник сквозь плотно сомкнутый круг ведьм, лихорадочно ища того, кто вел свою собственную битву у кромки озерной воды. То была битва и с самим собой, и с родным братом.

Все произошло так быстро, что никто даже не успел понять.

– Почему ты просто не вырубишь меня?! Ну же, Коул!

– Да я стараюсь, как могу, Гидеон! С каких пор ты стал таким сильным?!

– Это все из-за ковена Ферн… Наша связь… Я черпаю ее силу. Черт!

Звон стали и проклятия, которыми сыпали оба брата, поглядывая в сторону Ферн в надежде, что та умрет раньше, чем кто-то из них двоих. Гидеон атаковал снова, снова и снова. Их с Коулом бой, невзрачный на фоне ведьмовских распрей, шел параллельно и был едва ли не яростнее, чем наш. Коул бесконечно отступал, защищаясь: его навахон ни разу не задел Гидеона, разрезая пустой воздух, настолько быстро тот перемещался по берегу. Дрейфуя по нему следом, уворачиваясь от метких наскоков и копья, Коул предпринял очередную попытку повалить Гидеона наземь и обездвижить. Но тот, ослепленный гранатовым светом метки, без церемоний перевернул его и приложил лицом о камень, торчащий из песка.

– Это будет продолжаться, пока я не убью тебя! Оглянись, – вскричал Гидеон, бросив взгляд туда, где раскачивался хоровод ведьм. У него на глазах рухнули навзничь еще двое, выташнивая на землю разжиженные органы. – Ферн всегда выигрывает… Думаешь, будь ее так просто победить, никто бы этого до сих пор не сделал?! Вон твоя Одри! Ты видишь, что с ней происходит?! Они все умрут раньше, чем успеют закончить свой ритуал. Но… – Гидеон вдруг осекся и сжал обеими руками копье. Виноградные лозы на нем впились ему в пальцы. – Джулиан сказал: «Та, что всю жизнь пила соленую воду, не устоит перед каплей меда…» Если она полюбила меня… Если она вообще умеет любить…