Светлый фон

Птица рассеянно кивнул. Истории про девушку Ильи Леру-искусствоведку – обязательно с феминитивом! – он слушать любил, хотя и не всегда понимал, чем провинились музеи, выставки и кураторы – все вместе взятые. В Пушке он был всего раза два, смотрел на античные слепки и вглядывался в малых голландцев, представляя себя крошечной фигуркой в скрупулезно выписанном пейзаже.

От мыслей о голландцах его отвлек звук с ряда выше, где царил настоящий балаган. Там толпились уж очень шумные ребята, они о чем-то спорили, их голоса звучали пьяно и эхом раскатывались по Яме, звонко отскакивая от бетонных поверхностей. Птица хотел бы не вслушиваться в хмельные диалоги, но компания повышала голоса все больше и больше.

– Вот я работаю в автосервисе, устаю, делаю – ик! – настоящее дело, а она отсиживает свою жопу дома, пялится в экран компа, она у нас, видите ли, эсэмэмщица! – с раздражением и сарказмом сказал один из парней. Они были чуть постарше Ильи и Птицы, а говоривший, которого Птица мысленно успел обозвать «настоя-я-а-ащий мЕхАнИк», размахивал во все стороны полупустой бутылкой пива, направляя горлышко, как микрофон, к своим, так сказать, коллегам по диалогу. Коллеги ожидаемо поддакивали, хотя по высокому хлипкому парнишке – похоже, самому трезвому из компании, который стоял на краю ступеньки, явно было видно, что не только некая эсэмэмщица механика проводит дни и ночи, уставившись в синий экран.

Птица с Ильей переглянулись, поморщившись из-за претензии к эсэмэмщикам. Они, учась на третьем курсе философского факультета, шутки про «Макдональдс» и «ненастоящую работу» в соцсетях слышали чаще, чем «приветкакдела». Птица чуть наклонился к Илье, покосился в сторону пьяной развеселой компании:

– Не понимаю, зачем шеймить людей за их работу.

Илья пожал плечами. Он спокойнее относился к окружающим и их причудам, а Птица никак не мог допереть, что это: равнодушие или волшебное умение не принимать всякую чепуху близко к сердцу. «Мама всегда мне говорила, Птица, дураков много, а жизнь одна. Я лучше буду стараться жить эту жизнь, чем обращать внимание на дураков», – объяснял обычно Илья. Птица понимающе кивал, пытаясь вспомнить, говорила ли ему мама что-то подобное, но продвинуться дальше этой попытки не мог.

– Прикиньте, вот она сидит на балконе, ноги свои длиннющие раскинула и клепает сторис в инстаграм![1] – продолжал механик, кривляясь и выпучивая глаза на словах «сторис» и «инстаграм». – Я ей говорю: «Кать, ты че, сколько можно торчать в телефоне? Иди ужин приготовь, я жрать хочу». А она мне что? «Милый, я еще работаю, закажи „Кухню на районе“». Работает она! Тоже мне работа.