– А с ним что стряслось? Явно не ты его так отделал.

Не замечая, как напряглось лицо Тейта, Агнес принялась беззастенчиво разглядывать его ссадины.

– Отстань от него, он немного контуженый, – пришел Винни ему на выручку. – Дай нам хотя бы меню, ты официантка или кто?

– Как будто ты не знаешь, что́ в меню, не заговаривай мне зубы! – рассердилась Агнес. – Опять довыделывался? Я ведь тебя предупреждала!

«Я ведь тебя предупреждала!» – беззвучно передразнил Винни.

– Тебя послушать, так я сам всегда виноват, что меня избили.

– А что, нет?

– Ладно, не нуди. – Вынув из кармана конфету, Винни протянул ее Агнес. – На, твои любимые.

– Я уже давно не ребенок. Мне двадцать, ты больше не заткнешь мне рот карамелькой.

– У тебя розочки в волосах.

Аргумент был железобетонный. Вздохнув, Агнес взяла конфету и, обернувшись на призывный жест мистера Грошека, дала ему знак, что скоро подойдет.

– У вас теперь скрэббл? – мрачно спросил Винни.

– Ага. В сёги я выиграла на прошлой неделе.

– Записался бы уже в клуб любителей настолок. Ходит, глаза мозолит. Почему ему именно с тобой надо играть?

– Потому что я само очарование! – оскорбилась Агнес.

С этим было не поспорить. Многие приходили в кофейню Дейзи Моргенбекер ради Агнес – даже Винни, хоть он и тщательно это скрывал. Но мистер Грошек был одним из немногих, кого она жаловала. Или, правильнее сказать, жалела. У старика не было ни семьи, ни друзей, и партии в настолки с сердобольной официанткой скрашивали его одинокие будни. Рубились эти двое до оговоренного количества побед, после чего игра менялась, а победитель получал право загадать желание. Мистер Грошек обычно загадывал что-то символическое – вроде дополнительной чашки какао с маршмэллоу, а вот Агнес не стеснялась просить подарки посолиднее: от нового чехла для телефона до билетов на концерт.

Выгоду такого знакомства Винни мог понять, но вот проникнуться к старику сочувствием у него никак не получалось. Он слишком хорошо помнил, как много лет назад валялся у мистера Грошека в ногах, умоляя сказать правду. Но дело было даже не в гордости. Дело было в равнодушном взгляде старика и его непрошибаемой жестокости. Как научиться жалеть того, кто однажды отказал тебе в жалости?

– Сколько вообще на свете настольных игр? Вы когда-нибудь их все переберете?

– Да за что ты так на него взъелся? – Агнес сунула в рот конфету, а обертку в красно-белую полоску бережно сложила в четыре раза и убрала в карман фартука.

– Неважно. Тащи кофе и манговый пирог. И радио включи.