— Так точно, — кратко ответил Стасов.

— Отлично!

Пока мы ехали, я внимательно отслеживал ситуацию с попутчиками. Сзади меня сидел старичок. Его аура светилась спокойствием. Кажется, он ничего не собирался предпринимать, прикинувшись, грубо говоря, ветошью.

В середине, зажатый с одной стороны Стасовым, с другой старичком, сидел верзила. Руку я ему потянул капитально, поэтому всю дорогу он морщился, потирая то плечо, то локоть. Фактически верзилу можно было исключить из потенциальных противников, если, конечно, не начнёт стрелять с левой руки.

Стасов всю дорогу неподвижно просидел слева у двери и не проронил ни слова, изредка бросая в мою сторону внимательный взгляд.

«Волга» доехала до здания Управления, завернула за угол к большим зеленым воротам с красными звездами посередине. Водитель пару раз нажал клаксон. Одна створка ворот чуть приоткрылась. В неё выглянул щуплый мужичок в повседневной военной форме в погонах прапорщика, кивнул и стал открывать, толкая тяжелую створку от себя. Он опустил стопор внизу, фиксируя ворота. Приступил к процессу открывания второй половинки ворот.

«Волга» заехала во двор. Стасов сразу выскочил из машины, скомандовав нам:

— Пересаживайтесь в «Рафик», Михаил Иванович сейчас подойдет. Я за ним! Половцев, за руль!

И убежал. Я вышел из машины, огляделся. Было чертовски интересно, что у них тут, у комитетчиков?

Меня тут же взяли в кольцо верзила, водитель и старичок. Такое ощущения, что они меня от кого-то решили спрятать. Водитель, которого Стасов назвал Половцевым, подошел поближе, улыбнулся и очень вежливо попросил:

— Товарищ, сядьте, пожалуйста, в машину! Здесь режимный объект всё-таки. Посторонним ну никак нельзя…

И указал рукой на бело-синий «Рафик» с «цветомузыкой» на крыше, как у милицейских машин. Только, в отличие от милицейского транспорта, у этого автомобиля по борту красовалась надпись «специальная».

Я послушно залез в салон, буркнув чисто из чувства противоречия:

— А если я в туалет хочу?

— Потерпите десять минут, пожалуйста, — снова просящим тоном, улыбаясь мне, ответил Половцев. От его такой улыбки у простых смертных, наверное, мгновенно сердце в трусы проваливалось. Губы, как резиновые, растягиваются, а глаза словно прицеливаются. Только я к простным смертным относился с натяжкой, да плюс еще «каменная кожа». Поэтому на все его улыбки да прицеливания мне было начхать с самой высокой колокольни.

И сразу же родилась мысль, что его надо валить — ну, как валить, убивать я никого не собирался — обезвреживать, нейтрализовать, парализовать первым. Вторым, безусловно, верзилу.