— Возьмешь себе? — предложил оборотень.

— С удовольствием! — согласился я.

Маман отнеслась к этому скептически против:

— Мы уедем, кто за ним смотреть будет?

— Селифан посмотрит, — ответил я. — До следующих выходных.

— А дальше?

— Дальше видно будет!

Я не стал ей напоминать, что после окончания школы решил окончательно переселиться сюда, в деревню. Зачем раньше времени нервировать?

На следующий день, сразу после завтрака я занялся соснами, акацией, малиной. Маман ковырялась на огороде, в саду, поглядывая на меня издали. Все мои процедуры со стороны выглядели, конечно, для непосвященного народа странновато. Я усаживался по-турецки на коврик перед растением и неподвижно сидел так минут 15–20. Это, если наблюдать со стороны. Фактически я сначала исследовал саженец магическим зрением, «подливал» в нужные места «живой» силы, формировал и накладывал магические конструкты.

В первый день проведения этих «процедур» маман не выдержала и попыталась меня одёрнуть, но рядом оказалась тетка Цветана, которая удержала её от опрометчивых действий.

Ближе к обеду я взял велосипед и, бросив «я скоро», поехал в лес. Позвал Еремеича, выложив на пенек краюху хлеба, а когда он показался, сообщил:

— Мне надо в старый скит попасть. Посмотреть кое-что.

Еремеич пожал плечами:

— В чем вопрос? Открывай дорожку да езжай. Я тебя там встречу.

Меня заинтересовало старое кладбище за скитом. Я хотел взглянуть на могилы монахов и остальных, кто жил когда-то здесь.

Поэтому, не заходя в скит, оставил велосипед на границе погоста и шагнул туда. Конечно, здесь всё напрочь заросло кустами да травой. Кладбище было тихим: ни одной неприкаянной души, никаких признаков эманаций «мертвой» энергии. В магическом зрении кладбище выглядело обычным пустым участком земли. Тут даже не было обязательного для всех кладбищ Хозяина. Лишь граница освященной земли светилась ослепительно-белой ниткой. Когда же здесь последний раз хоронили? Сто лет назад? Двести?

Могильные холмики кое-где еще едва угадывались, кое-где были ямы-воронки от провалившихся могил. Где-то торчали кресты, покосившиеся, непонятные. С какими-то крышками-перекладинами поверх. Пару раз я наткнулся на каменные плиты с затейливыми, неразборчивыми надписями.

На одной из них, самой старой, я всё же попытался разобрать надпись. Мне на помощь пришел лесовик:

— Здесь покоится граф Александер Календра, — сообщил он. — 1575–1606 год от Рождества Христова.

Я вопросительно повернулся к нему.