– Мне сказали, ты погиб, Рудольф.

– Рудольф погиб, – ответил я. – Предан анафеме, проклят и забыт. Он мёртв и лучше бы ему таковым и оставаться.

Отец тяжко вздохнул и потребовал:

– Рассказывай! – Перехватил мой взгляд и досадливо отмахнулся. – Не дури, Рудольф! Здесь можно говорить свободно!

Я пожал плечами и поведал о последних днях своего брата – Филиппа Олеандра вон Черена, ритуалиста и лиценциата тайных искусств, который в силу юношеского максимализма ставил остроту разума выше врождённых способностей. А ещё он влюбился не в ту девушку.

Профессор Костель был моим наставником, не его. Когда я узнал об истинной цели эксперимента, то не пожелал связываться с запредельем и проявил малодушие – не стал отговаривать остальных или доносить магистрам-надзирающим, просто ушёл. Напился и выговорился брату, с которым обсуждал отдельные детали ритуала и до того. А Филипп… Филипп пришёл в восторг от грандиозности замысла профессора, да ещё та девушка… Как же, дайте небеса памяти, её звали? Не помню, да это и неважно. Главное, что мы подрались, и в итоге я лишился сознания и перстня. А когда очнулся и поспешил за братом, было уже поздно, лишь сам подставился под удар Осиного короля.

– Нас сроду никто не различал кроме вас, отец. Располагая перстнем, выдать себя за Филиппа не составило труда, – подытожил я. – Да и моё эфирное тело оказалось изуродовано настолько, что магистры Вселенской комиссии не сумели отличить истинного от ритуалиста.

– И ты запечатал его ангельской звездой, лишил себя способностей и влез в долги к Канцелярии высшего провидения.

– Долг я вернул с лихвой.

Отец кивнул и потребовал:

– А теперь расскажи то, о чём умолчал.

Он всегда видел нас насквозь, поэтому я не стал юлить и вкратце поведал о своих попытках облегчить участь несчастного братца, вырвав его душу у Осиного короля.

– Ты поставил на кон собственную душу и ради чего?

– Филипп мой брат!

Отец поманил меня к себе двумя пальцами, а стоило только повиноваться, ударил так быстро, что я даже дёрнуться не успел. От крепкой затрещины из глаз посыпались искры, да ещё крепкие пальцы ухватили за ухо и потянули через стол.

– Филипп знал, что профессор намеревается обратиться к запределью? Знал! Но всё равно принял участие в ритуале. Добровольно!

– И что с того?

– Ему закрыта дорога на небеса, глупец! Его душа обречена на вечные мучения в запределье, так скажи – какая разница, демоны станут его терзать, падшие ангелы или тот, кого ты именуешь Осиным королём? Чувство вины затмило твой разум!

Толчок бросил меня обратно на стул, я прикоснулся к припухшему уху и зашипел вроде бы от боли, но на самом деле от стыда за собственную глупость. Папа оказался кругом прав, не в моих силах было помочь брату, я действовал, руководствуясь эмоциями, а не разумом. Всегда полагал, будто подвёл Филиппа, и только сейчас накатило отрезвление и понимание того простого факта, что это он втравил меня в неприятности, а никак не наоборот. Не я украл его жизнь, но он взял без спроса мою. Взял и сломал, как случалось в детстве с игрушками. Папа открыл глаза, снял камень с души и наподдал пинка, наставляя на путь истинный. Вот только было одно «но»…