Что касается Ситрик, так она и цявкала, глядючи на строящийся посёлок с движущегося паровозика. Ящерица без вагонов разгонялась, по прикидкам, до десяти килошагов в килоцок[3], хотя куда больший интерес представляло, насколько она разгонится с вагонами.

Тем не более, на испытательные пробеги сбегались многие пуши, потому как если цокать о массивной машине, то паровоз двигался быстрее всего остального, причём значительно — колёсные паровики и плавсредства обычно так не разгонялись. Когда фонтанирующий дымом паровоз пролетал мимо, часто слышался звук трясущихся ушей. Правда, у этого ореха, как и у всякого другого, была ружа.

— Грызаный стыд! — цокнул Макузь, послушав назад по пути.

— А что? — уточнила Ситрик.

— Да слухни, сколько эта калоша тормозила с полного разгона!

Калоша, судя по замерам, тормозила шагов сто, что не попадало в пух. Правда, трудно было ожидать другого, тормозя прижимаемым к колесу башмаком из деревяшки — как на телегах. Пришлось потом разбрыльнуть и сделать мощный тормоз — этот уже останавливал весь поезд с грузом от силы за сорок шагов, правда от торможения на всю Дурь следовало по возможности воздерживаться, чтобы чего не отлетело.

— Вообще, мне нравится, — цявкнула Ситрик и вспушилась, — Особенно когда эта линия одна. Если бы их было слишком много, это мимо пуха, а так в.

— Это точно замечено, Ситти, — кивнул грызь, — Поэтому линия и досюдова, а не до Щенкова.

— До Щенкова? — белочка покатилась по смеху, — Жаба удушит вусмерть и сразу!

— Это потому что никто так не делает, — пояснил Макузь, — Краснозоринские нам бы рельсы и не продали для такого идиотизма ни за каких бобров, а для того что в пух — и в должок дали.

— Ну, это понятно. Кстати, Бобрыш цокал, что скоро возможно нам с тобой отдадут комнатушку в избе, пока что два на полтора.

— Ммм, — подёрнул ухом грызь, — Ты знаешь, что йа бы сначала разместил залётных трясов, чтобы не разбежались.

— И как ты думаешь, кто-то меньшая белочь, чем ты? — фыркнула Ситрик, — Трясы все размещены, и залётные, и заплывные.

— А, тогда совсем другое кудахтанье!

Это было совсем другое кудахтанье. Благодаря тому, что брёвна удавалось подвозить на поезде, грызи закончили первые избы для общаг не летом, когда они уже не особо нужны, а весной, когда нужны они особо. На первое время каждую комнату разделили перегородками из клоха на три части, чтобы всем влезть — и влезли, надо заметить. Центральную избу тоже строили, но пока там не было крыши, и её роль выполнял навес опять-таки из брезента, чтобы не лило. Ситрик и прочие пуши, причастные к ведению Учёта, радовались, что пока у них мало бумаг — потому как их просто некуда было положить, так чтобы не размокли.