Как это не выслушило странно, к лету стройка почти не утухла — сказывался режим хохолков, приобретённый в начале всей возни. Как только половодье сошло на нет, по дороге от Чихова пошли колёсные паровики, добивая доставку тех грузов, что не успели перебросить зимой. Более того, доставка работала в два хвоста — как со стороны Чихова, так и со стороны топи, через Шишмор и Сушнячиху, и далее по уже проложенной узкоколейке. Незадолго после Первомая путь дотянулся до Керовки, что было встречено, и в том числе обобрительным мотанием раковинами. Вывозить тар в Таров не начали только потому, что были не готовы хранилища — по ходу шерсти, они только намечались.

— Вот тута! — ткнул пальцем Макузь, — Вот от этого кола — полсотни шагов радиуса, кло? Роем котлован, к его стенкам и насыпи прислоняем брёвна, и получается стенка. Потом городим над всей этой дребузнёй крышу…

— Посиди-ка, если это котлован, то тар будет ниже мха, — цокнула Ситрик, — Как потом загружать в поезда?

— Путём таропровода. На загрузочной станции, которую сделаем вон там, подкопаем грунт так, чтобы поезд стоял ниже уровня котлована.

— Мда, вознички тууут… — почесал уши Бобрыш, заведовавший строительством объектов, — Это надо дно плотно уложить, чтобы в песок не просачивалось, а это урлюлю.

— Поперёк не цокнешь, но таков песок, — пожал плечами Макузь, — А вообще пока хотели сделать поменьше бочку, но такого же типа, потому как большую до зимы не успеем.

— В пух, в пух.

— Слушай, а как Понинские? — усмехнулась Ситрик, — Не опушнели, что через них железку проложили?

— Да нет, — цокнул Макузь, — Там же только захожие на делянки, а не то чтобы эт-самое, им попуху.

— Тогда в, — сэкономила на слове «пух» грызуниха.

Даже летом, когда всё вокруг цвело и колосилось зелёным ковром, поле под стройкой оставалось почти таким же пустым — в чернолесье не было никаких трав, а чтобы проросли занесённые ветром семена, нужен как минимум ещё один год, потому как зимой семена не летают. Вслуху этого часто можно было услышать грызей, выбиравшихся к границе поле, посидеть просто-напросто в траве, чтобы не забывать, как она выслушит — ну и заодно схрумать щавеля, конечно.

— Ты крутишься, как белочь в колесе! — цокала Ситрик, гладя Макузя по ушам.

— На себя послушай, — резонно ответил тот.

— Да и нечего слушать. Трясы ковыряются каждый со своим, и получают единицы бобра, — прочистила грызуниха, — А ты вроде как кто? Специалист по тару, кло? Только как не слухнёшь, всё или топором машешь, или лопатой, или ключом в мехсарае. Ты вгрызаешь, сколько перековырял?