— Может, он и прав, — задумчиво произнес эмир и строго глянул на евнуха. — Дай ему все, что попросит. И делай, что скажет. Немедленно. Веди его!..

Отдав приказ, Имад вышел на балкон и некоторое время смотрел на суету проснувшегося города. Ржание лошадей и мычание волов, блеяние овец, крики людей и скрип повозок долетали вверх, но эмир вдруг понял, что не различает звуков — они сливаются в один тревожащий сердце гул. Вдобавок глаза его не видели людей и животных — одна подвижная пестрая масса колыхалась внизу.

Имад ушел с балкона, пересек тронный зал бывшего королевского дворца и поднялся на галерею. Из зала к ней вела каменная лестница без перил, которая заканчивалась тяжелой дверью. Имад осторожно приоткрыл ее и скользнул внутрь. Галерея была деревянной, ее пристроили к стене соседнего зала, чтобы больной проказой король Балдуин, прячась за портьерами, мог смотреть, как в соседнем зале франки со своими дамами пируют за длинным столом.

Стол из зала давно вынесли, вместо него застелили пол яркими коврами, разложили атласные подушки — теперь здесь отдыхали жены эмира, наслаждаясь сластями и музыкой. Галерея и портьеры остались. Их только вымыли розовой водой, чтобы зараза, сведшая в могилу проклятого правителя франков, не перекинулась на правоверного. Имад любил в свободный час пониматься сюда, тайком любуясь на возлежавших на подушках женщин. А те, словно догадываясь о его присутствии (не догадывались — знали!), принимали позы одна другой соблазнительнее. Не однажды случалось, что Имад, распалясь, скатывался вниз по лестнице и летел на женскую половину. Там хватал за руку избранницу и тащил в ближайшую комнату. Чаще всего избранницей становилась Мариам. Даже когда огромный живот мешал ей, она шла за мужем, не спеша, показывая в своей загадочной улыбке ровные, белые зубы — прекрасные, как все у нее. Удивительно, но беременность совсем не испортила жену: все так же чиста и атласна была кожа на круглом лице, сияли огромные черные глаза под изогнутыми, как крылья чайки, бровями, а пухлые губы маленького рта манили неземной сладостью ласк… Ярукташ как-то сказал эмиру, что такое красивое лицо бывает у беременных женщин, когда они носят мальчика…

Имад скрипнул зубами, но овладел собой. Осторожно выглянул за портьеру. Ковры и подушки уже убрали из зала и поставили стол — не такой длинный, как прежде у франков, но и не маленький. Застелили его чистым покрывалом. Лекарь стоял рядом, раскладывая на полотне свои инструменты. Эмир не сразу узнал его: франк (Имад решил звать его так) завязал голову платком голову, скрыв пол лица, — одни глаза смотрели строго из-под насупленных бровей.