Светлый фон

– Брызните на нее кровью!

Лаош взмахнул рукой, и капли крови полетели в извивающееся кольцо, но не упали на черную траву, на полпути растворившись в воздухе.

«Покажись».

Я оттолкнул Лаоша и встал возле кольца.

– Кровь врага, которую он отдает тебе сам, на тебе, уходи. Ты потеряла право мести. Кровь врага на тебе, уходи, уходи!

Но кольцо рвалось. Я опустил взгляд и увидел, как натягивается и лопается веревка. В следующий момент сущность пересекла разрушенный барьер и явила себя передо мной. Она посмотрела в мои глаза своими, красными от крови.

«Почему она не исчезает? Почему?»

– Делеф, убегайте! – закричал Лаош.

Убежать? От нее?

– Это просто смешно, Лаош, – сказал я тихо, и время, которое неслось, как стремительная река, остановилось. Оглушающий звон сменился полным беззвучием; я смотрел на девушку. Я понимал – это мой последний провал. Также я понимал, что это самый страшный момент в моей жизни. Меня не пугала кожа ее лица и обнаженного тела, черная от разлившейся и застывшей под ней крови – меня пугало выражение ее глаз.

Если пункт второй неизвестен, третий также считается неизвестным. Если неизвестен первый, неизвестны все пункты.

Если пункт второй неизвестен, третий также считается неизвестным. Если неизвестен первый, неизвестны все пункты.

Она оказалась слишком сильной. Неестественно сильной, раз смогла разрушить путы, задействованные в ее убийстве.

слишком

Почему я считал, что все пройдет как обычно? Разве у меня было хоть одно основание для этого? Почему я не ждал от нее большего, чем от обычного призрака? Они все были людьми в прошлом, но кем была эта одинокая девушка, в один странный день будто бы возникшая из ниоткуда среди мрачных деревьев? (Откуда ей было прийти? Бесконечный лес, легче умереть в нем, чем пересечь его.) Возможно, своего происхождения не знала даже она сама. Никто не может вообразить всего, что случается в ровеннском лесу… Кроме всего, я нарушил данную ей клятву. Я принял сторону ее убийц и, вознамерившись позволить им уйти от возмездия, предал ее. Я стал ее врагом. Я сам спровоцировал ее напасть на меня.

Почему все это пришло мне в голову только тогда, когда уже было поздно хоть что-то исправить?

Я смотрел в ее глаза с такой же жадностью, с какой смотрел в черную воду омута. Мне было семь, и я, конечно, понимал, что то, чего я хочу, смертельно опасно. Но мой другой «я», изломанная и грустная половина моей души, внушал мне: «Ты сможешь пройти по воде, словно по льду, от одного берега до другого». Это я обманул себя, потому что хотел погрузиться в темноту как возможно глубже, хотел спрятаться во мгле.