Художник в испуге отшатнулся, ударившись головой о карниз так, что потемнело в глазах.

Вспыхнули голубоватым слепящим светом направленные в сторону прожекторы. А голос сверху продолжал греметь, отдаваясь в храме, наполнившемся шумом многих голосов.

– Приготовиться к съемке! Внимание! Молчать!

Даярам выскочил из ниши, слепо устремившись в темноту галереи, вместо того чтобы укрыться в святилище.

– Начали! – заорал невидимый и оборвал команду, когда Рамамурти запутался в проводах, протянутых поперек галереи, и повалился, увлекая за собой треножники с прожекторами.

– Что там такое, сыны свиньи? Дайте свет в галерею!

– Хулиган забрался в храм, Хазруди-махашай!

– Ловите гадюку, бейте чем попало! – заорал мегафон. – Ахмед и ты, Алибег!

Даярам вскочил, увернулся от налетевшего на него человека в синем тюрбане и отскочил в темноту. Теперь знание всех закоулков храма было на его стороне, и через несколько минут, весь дрожа, он укрылся на том же высоком балконе, где спал полчаса назад.

Гудение за стеной стало отчетливее. Теперь из галерей и с балконов в темноту били пучки сильного света. Барабаны глухо отдавались в коническом потолке гарбхагрихи, и Рамамурти ярко представил себе, как сейчас там, внизу, Тиллоттама, вся залитая лучами прожекторов, исполняет свой тантрический танец. Исполняет – это верное слово! Так вот в чем тайна девушки – она артистка кино!

И ее вчерашний одухотворенный и одинокий танец всего лишь подготовка настроения к роли девадаси! О боги! Но чего же он, собственно, ожидал – что девушка окажется служительницей неведомых богов и жрицей давно умерших обрядов? Как могло бы это быть? Только в исступленной фантазии художника…

Ревнивое, ядовитое чувство жгло Даярама.

Она пришла, опоздав на полчаса, в пределах индийской нормы. Но чувство времени у нее, видимо, было европейское, потому что она стала оправдываться:

– Случилось непредвиденное обстоятельство, и мне пришлось задержаться.

– Знаю! Это непредвиденное – я. Я запутался в проводах и опрокинул ваши осветители, – угрюмо признался художник, оставив первоначальную мысль скрыть свое участие.

Тиллоттама выпрямилась, оттолкнувшись от перил балкона, и некоторое время молчала, затем спросила очень тихо:

– Вы все видели?

– Да!

Прошло несколько минут, пока Тиллоттама сказала:

– Я не собираюсь скрываться. Просто мне хотелось, чтоб вы узнали все, что нужно, когда вы… я… мы лучше познакомимся. – Она провела рукой по лицу и шепнула: – Даярам! – Имя художника, произнесенное ею едва слышно, будто придало храбрости Тиллоттаме. Она продолжала быстро и решительно: – Вы не верите мне? Вы еще не видите…