Даже случись тут, в ту же минуту, хорошо оборудованная операционная, Красота Ненаглядная Даярама не имела бы надежды на спасение. Все было кончено. «Звезда Индии» закатилась навсегда.

Толпа в ужасе застыла, некоторые попадали на колени, крича: «Санниази! Санниази!» («Святой! Святой!») Молодой бандит простерся ничком около предводителя. А тот продолжал стоять под ярким светом фонаря на коленях, с опущенной головой и по-собачьи оскаленными зубами. Таким и застала его полицейская машина, вихрем ворвавшаяся в толпу.

Гнетущее молчание воцарилось в уютном доме Ивернева, где три часа назад раздавалось нежное пение «Слез лотоса». Гирин угрюмо шагал по диагонали гостиной. Сандра, искусно перевязанная, полулежала в кресле, переодетая в короткое для нее платье Симы. Леа курила сигарету за сигаретой, поглядывая на Чезаре, спрятавшего лицо в ладони и странно покачивавшегося. Ивернев в студии писал на портативной машинке: уезжая, он должен был оставить полиции свои показания.

– Доктор Гирин, – окликнула Сандра, – вы смотрели рану Даярама?

– Смотрел. Кость цела. Сильное сотрясение мозга.

– Когда же он очнется?

– Он должен был давно очнуться. Когда его увозили, я попросил врачей дать ему большую дозу снотворного. Чем позднее он проснется, тем лучше. Больше наберет сил.

– Лучше бы его убили вместе с ней, – поднял голову Чезаре.

– Пожалуй, да! Но насколько знаю индийские обычаи, хоронить Тиллоттаму, то есть сжечь ее, должен он сам. Придется отложить его госпитализацию. Я звонил профессору Витаркананде, и мне стало как-то спокойнее за Даярама.

– Боже мой, боже мой, наша Тиллоттама мертва! – Леа, все время крепившаяся, разразилась отчаянными слезами. – Мне… мне всегда казалось, что она бессмертна, так она была прекрасна! Какая же тоненькая ниточка – человеческая жизнь!

Чезаре привлек Леа, прильнувшую к нему, содрогаясь от рыданий. Наступившая наконец нервная разрядка была благодетельна для нее.

Гирин заложил руки в карманы и пошел на веранду, где и остался стоять, глядя на звезды.

Сима вошла в гостиную, вкатив перед собой столик с посудой и чайниками. Поискав глазами, она вышла на веранду. Широкая спина Гирина заслоняла фонарь уличного освещения. Он не то напевал почти неслышно, не то нашептывал, и Сима уже знала, что так он утешает сам себя в трудные минуты жизни. Она приблизилась бесшумно, понимая, что мужу нельзя мешать в такие моменты. Сима услышала слова романса «Ни отзыва, ни слова, ни привета» и поразилась глубине его значения, неожиданно открывшейся ей в горькой тоске этой ночи. Гирин, смотревший на высокие созвездия, опустил голову. Голос его дрогнул и прервался с последними словами – «Как в мрак ночной упавшая звезда». Сима не выдержала, всхлипнула и, обливаясь слезами, бросилась на грудь к мужу.