Поволоцкий щелкнул длинным пинцетом, очередная гранёная игла с тихим стуком упала в подставленную кювету.

— Сколько у нас крови? – спросил он.

— Осталось пятьдесят доз, — ответил ассистент, ничуть не удивившись смене темы. – И двадцать литров физраствора. Воды пока хватает.

— Я заканчиваю операцию и выхожу. Дежурных сменять каждые пятнадцать минут, возвращающихся и подаваемых раненых проверять рентгенометром очень тщательно. Секреты пока не выставляем, при таком уровне радиации толку нет. Если со мной что‑то случится… когда будет «зеленое» на третьем диапазоне, выставляйте.

Александр повел инструментами поверх крючьев ранорасширителей, раскрывших грудную клетку раненого, как стальные когти неведомого чудища, укрывшегося под столом. Два последних осколка укрылись глубоко и опасно, почти рядом с аортой. Сердце билось, как маленький красно–сизый зверёк, но пока билось.

— Бывает в жизни все, бывает даже смерть… – пробормотал себе под нос хирург цитату из любимого «Сирано де Бержерака» и точным решительным движением подцепил первую «иглу», вытягивая её легко, аккуратно, словно извлекая осиное жало.

— Но надо жить и надо сметь…

Глава 27

Глава 27

— Отсель грозить мы будем… кому угодно, — произнес Таланов, скорее сам для себя. — Георгий Витальевич, напомните, пожалуйста, какая у ваших истребителей предельная дальность?

Подполковник Лежебоков поджал губы и повел плечами в неосознанном жесте отрицания, но после короткой паузы он все же ответил:

— До четырех километров. Хотя при такой видимости – хорошо, если будем попадать на два–два с половиной.

Таланов прекрасно понимал причину недовольства Лежебокова – подполковнику, тем более из бронечастей, как‑то невместно подчиняться майору, да ещё из «механиков», которые, конечно, повыше обычной инфантерии, но все же ни разу не «танкисты». Но сейчас Виктору было в высшей степени все равно, выполнял бы приказы, а остальное можно будет решить потом.

Если останется, кому решать.

Майор чувствовал странное облегчение, главным образом от однозначности и определенности происходящего. После внезапной вспышки атомного взрыва он испытал не страх или неуверенность, как многие другие, а скорее удовлетворение. Противник бросил на свою чашу весов самую крупную гирю, а это значит, что ничего более ужасного и непредсказуемого уже не последует.

— Лезли бы вы в скорлупу, пока не началось, — крайне невежливо посоветовал подполковник, но Таланов игнорировал неприкрытую колкость и в свою очередь подчеркнуто вежливо поинтересовался:

— А вы что скажете? Как специалист в противотанковой борьбе.