Мужчина осторожно взял малыша на руки, прижал к себе и вынес из корабля на свежий воздух.
— Это сын Кария, — опознав мальчика, подбежала одна из женщин.
Спасатель грустно кивнул, и тихо сказал:
— Все его родственники мертвы.
— Его нужно отдать Марсию Аппа-Лауну, он был другом отца мальчика, он возьмет ребенка.
* * *
Скат с Марсием, Хетом, Атлой и Енком пришёл в числе первых. Они сели на остров, который Атла выбрала для себя. Кроме них на этом острове не было никого. Стоял яркий светлый день, и было поразительно тихо.
Хет был очень слаб, и первое, что Атла сделала, это побежала к реке за водой для него. Марсий вынес его из ската на руках и положил под пальму. Хет потерял много крови, но остался жив. Тулонец сел напротив. Атла вернулась с водой и села возле них. Подоспел Енк, он наложил на его руку новые повязки, и Атла сняла с него боль мысленным прикосновением. Хету стало легче.
Они долго сидели молча, привыкали к планете и смотрели друг на друга. Не верилось, что после всех минувших событий они все-таки долетели. Смертельная усталость и изнеможение должны были взять верх над ними, но силы откуда-то черпались.
— Мне надо будет скоро улетать, — начал Енк, — мои люди начнут высаживаться на остров, их нужно будет собирать и организовывать.
— И мои, — прошептал Хет, еле ворочая бледными губами.
— Да, — подтвердил Марсий, — скоро мы все разлетимся к нашим народам, но прежде нужно наметить курс.
— Ты говорил, что ты оракул, — усмехнулся Енк, — в таком случае курс уже намечен.
— Да, я был оракулом в прошлой жизни, — ответил тулонец, — но в этой жизни я Марсий и ничего не решаю без вас. Я жестоко поплатился за самоуверенность в своих прошлых воплощениях и более не допущу такой ошибки. У нас четверых равные права на этом совете.
— Так это совет? — улыбнулся пациф.
Атла улыбнулась тоже. Марсий продолжил:
— Я хочу, чтобы каждый из нас сказал, какой он хочет видеть новую человеческую цивилизацию на Земле.
— Земле? — переспросил Хет, впервые услышав это название.
— Да, это настоящее имя Голубой планеты! Прошу, ответьте на мой вопрос.
Енк задумался: