Сомнений ни у кого не возникло – Яшу надо немедленно выручать. Роман, вполне освоившийся в клубе, побежал в оружейную комнату; Никонов только принялся обсуждать с Корфом способ проникновения в «Сибирь», когда их неожиданно прервали.

В суматохе они напрочь забыли о Гиляровском – и тот, чутким репортерским ухом уловив обрывок беседы, решил напомнить о себе.

– Вы уж простите, господин барон, что я невольно оказался посвященным в ваши… хм… обстоятельства, – заговорил гость, – но раз уж вы с Сергеем Алексеевичем собрались на Хитров рынок – может, я смогу быть вам полезен?

К Хитровке подъехали, когда уже начинало смеркаться. Последние дни на город нет-нет да и проливались короткие августовские ливни; низина у Москвы-реки к вечеру оказалась затянута плотным туманом – будто облако село.

К площади, окруженной облезлыми неопрятными домами, спускались переулки – как ручьи к болотцу. На углу такого вот переулка пролетка миновала пустую полицейскую будку.

– Рудникова вотчина, – нарушил тишину репортер. – Хитровка относится к третьему участку Мясницкой части, там приставом Шидловский. А Рудников этот на Хитровке царь, бог и воинский начальник – всех тут знает, без его ведома ничего не делается. Надо бы к нему обратиться по такому делу – да, как назло, уехал третьего дня в Кинешму, к племяннице. А Лохматкина, соправителя рудниковского, я похуже знаю.

Соседи по пролетке внимали Гиляровскому с уважением. Дошлый репортер, услыхав о том, что Корф с лейтенантом собрались вызволять пропавшего на Хитровке Яшу, вызвался их сопровождать. Трудно сказать, чего тут было больше – стремления помочь новым знакомым или репортерского желания оказаться в центре событий. Барон, отведя Никонова в сторону, поведал, что журналист слывет знатоком преступной Москвы, на Хитровке его принимают чуть не как своего, и вообще – он будет до крайности полезен в их экспедиции. Кроме того, Гиляровский был известен огромной физической силой и, как говорили, выступал в цирке, атлетом французской борьбы и силачом-гиревиком. Никонов спорить не стал – в таких делах он всецело доверял Корфу.

– Правда ли, что здешние городовые знают в лицо всех беглых преступников на Хитровке? – поинтересовался барон.

– Конечно, знают! Сколько лет уж стоят! А так-то и дня не простоишь, пришьют!

– Так что же, – недоуменно нахмурился Корф, – они искать воров, значит, боятся?

Владимир Алексеевич усмехнулся.

– Видели бы вы того Рудникова, – сказал он. – Его сам черт испугается: огромный, настоящий атлет, усы седые, кулачищи – с хороший арбуз. Прикажут – кого угодно разыщет. Я ему как-то тот же вопрос задал, так он мне вот как ответил: «Ну, каторжник… Ну, вор… нищий… бродяга… Тоже люди, всяк жить хочет. А то что? Один я супротив всех их. Нешто их всех переловишь? Одного пымаешь – другие прибегут… Жить надо!»