Сержанта зацепило пулей в подворотне, но окончательно он рассвирепел, когда увидел улицу, на которой неопрятными кучами валялись подстреленные торговки с прохожими и срезанные пулеметными очередями «волчата». Они и сейчас лежали там – женщины из близлежащих домов вынесли простыни и теперь понуро хлопотали над укрытыми телами. Возле лежащего отдельно от других мальчишек кадета, видимо, их командира, рыдали две девочки; одна обнимала другую, гладя подругу по голове. Кто-то из жильцов уже побежал за священником в церковь Вознесения по соседству.

Через несколько минут после того, как раздались первые выстрелы, на колокольне храма на углу Гороховской и Вознесенки ударил набат. Его сразу подхватили окрестные церкви, и набат поплыл над Москвой – рвущий душу вестник большой беды. Так бывает только при крупных пожарах, когда огонь охватывает целые улицы и надо бежать, спасаться, или, наоборот, бороться с напастью всем миром.

Набат застал отряд Фефелова на Земляном Валу. Подполковник, выслушав Кшетульского (телеграмму от барона к тому времени уже успели доставить), решил проявить все же осторожность и поднял в ружье только взвод, но зато – из отборных солдат, участников всех его воинских и гимнастических экзерциций. И, разумеется, отправился со взводом сам, прихватив с собой командира первой роты поручика Белоногова.

Уже на Земляном Валу стрелков нагнал возок с Иваном и Гиляровским. Оба были забрызганы, источали гнилостные ароматы и возбуждены чрезвычайно. Иван обнимал громоздкое, странного вида ружье – с пришлепнутым поверх казенной части большим плоским диском, узким раструбом на стволе и рогульками-сошками под дырчатой трубой на месте цевья. Гиляровский махнул рукой в сторону Горохова поля, откуда, сквозь тревожный гул набата, уже доносилась частая ружейная стрельба.

Фефелов скомандовал: «Бегом-марш!» – и стрелки рысцой припустили вслед за возком. Солдаты нагнали Ивана с репортером на углу Нижнего Сусального, возле террасы Межевого института, и все вместе ударили в тыл налетчикам, завязшим на Гороховской. Бандиты на ревущих двухколесках попытались прорваться на Вознесенку, но напоролись на винтовочные залпы. Потеряв машину и троих бойцов, они спешились и принялись воевать всерьез – первой же пулеметной очередью, хлестнувшей поперек улицы, были убиты двое «волчат», и еще двоих серьезно задело пулями.

Мальчишки дрогнули и подались назад, ломая шеренги. Сережа, увидав, что его войско вот-вот побежит, выхватил револьвер и с криком: «В атаку!» – первым, оскальзываясь на обледенелых булыжниках мостовой, кинулся навстречу выстрелам. Пристыженные «волчата» последовали за ним, на ходу стреляя из винтовок, – и в этот момент в тыл налетчикам ударил автомат: Ромка, кое-как перетянув нетяжелые, по счастью, раны, опять вступил в бой. Секунд десять спустя к нему присоединился гулкий тенор «дегтяря», и на Гороховской блеснули штыки фефеловских стрелков. Солдаты шли скорым шагом; подполковник, держа саблю в опущенной руке, негромко считал: «Раз! Раз! Левой! Левой!» – отбивая такт атаки.