Весь этот год Воленька не вылезал из фотолаборатории Болдырева и мастерских, где Никонов доводил до ума мины и готовил к испытаниям щитовой трал. К огорчению гардемарина Игнациуса, испытания эти состоятся без него; хотя назначение старшим фотографической части Особого отряда вполне искупает это достадное обстоятельство. В нашем багаже – несколько пудов вонючих реактивов, хрупкие фотокамеры, а так же запас новой гибкой фотоплёнки. Её выпуск налажен ещё зимой, в полном соответствии с патентной привилегией господина Болдырева. Летом первые образцы, заменяющие хрупкие стеклянные фотопластинки должны поступить в коммерческую продажу.

Николка с Георгием заведуют элект роникой на «Разбойнике». Радара у них нет, но компьютеры тоже требуют забот, да и с искровой станцией хватает возни. Мы по очереди несём вахту за ключом – знали бы вы, чего мне стоило освоить морзянку и научится работать с этим архаичным приспособлением!

Но я отвлёкся. Расстояние в пятьсот семьдесят семь миль отряд пробежал меньше, чем за трое суток. Связь с императорской яхтой установили с первой попытки, так что в точку рандеву корабли прибыли практически одновременно. Морзянку с «Державы» мы стали принимать почти на двухстах милях – неплохой результат, если учесть, что год назад никто на флоте не слышал о радио. В нашей истории один из первых практических радиосеансов был проведен на расстояние в четырнадцать кэмэ от берега – во время манёвров в 1899 году близ Севастополя удалось поддерживать радиосвязь с броненосцами «Георгий Победоносец», «Три Святителя» и минным крейсером «Капитан Сакен». Наши достижения выглядят посолиднее – а ведь мы идём с опережением в одиннадцать лет!

В пять часов пополудни сигнальщики заметили яхту, идущую девятиузловым ходом под брейд-вымпелом государя. Отряд вступил в кильватер, держась в четырёх кабельтовых за мателотом. Через два часа к нам присоединилась «Царевна»; по сигналу с «Державы» «Кореец» встал в кильватер гостье, и теперь мы следовали двумя параллельными колоннами. Корабли оживлённо обменивались морзянкой – в эфире стоял треск и писк, и только «Царевна», обделённая плодами прогресса, молчала, угрюмо отмахиваясь флажками.

Назавтра пришли в бухту Киогэ, где и встали на якорь. В полдень в бухту вошла третья яхта – на это раз датская «Даннеборг» под брейд-вымпелом короля этой страны. Кроме него, на яхте находилась ещё одна венценосная особа – король Сербии Милан Первый Обренович.

Услышав за пару дней о намечающейся встрече с сербским владыкой, Никол растерялся. Я давно знал, что мой друг находится в отдалённом родстве с династией Обреновечей – его мать, умершая несколько лет назад от чахотки, приходилась племянницей основателю династии, князю Милошу Обреновичу. Нынешний сербский король доводился князю внучатым племянником, а значит, Никол – сколько-то там юродный брат коронованной особы. Ещё на самой заре нашего знакомства он показывал мне фотографию матери: та покинула Сербию вместе с семьёй, спасаясь от преследования турок. Сперва жила в Италии а потом, когда Греция получила свободу – перебралась с родственниками в Афины. И совсем, было, собралась на родину – но тут на рейде появился русский военный корабль.