— Дорогие принятые братья, взгляните вправо и вверх.

И все посмотрели. Видели несколько секунд — пока нас не завели в другой коридор. Электронное табло с календарём. Двадцать первое мая, года две тыщщи восемьдесят четвёртого…

Хотели нас, вроде, развести по разным камерам. Только вот — шиш им! Мы — не арестанты!

— Позвольте нам общаться друг с другом, — сказал Артик. — Оружие нам сделать не из чего, мы безопасны.

— У нас инструкция, — заикнулся старший.

— А то — что? — говорю. — Не пойдём — так стрелять будете?

Видимо, стрелять и вообще настоящее насилие у них было покамест не предусмотрено. И мы вошли все в одну. Карантинный бокс «Иглы», все помнят, только модернизированный очень. И камерами, наверно, напичканный по самое не балуйся.

— По-лицински общаемся, — говорю. — Молодец, Тёмка. Хрен их знает… пусть пока так.

Серёга на меня посмотрел больными глазами:

— О чём общаться-то? Ни черта у нас нет. Опять попали хрен знает куда, ёлки…

Артик бледненько улыбнулся:

— Да, Сергей, ты снова прав. Может, это и другая ветвь вероятностей — и нас отправляли не совсем отсюда. А может, просто временной провал или прорыв… Но нам ЕСТЬ, о чём общаться.

Динька поднял голову:

— Ага. О том, чтоб не рассказывать о лицин.

Артик кивнул. И я кивнул.

Потому что — понятно. Если они сумели нас разыскать, если сумели выдернуть остальных, кого где-то потерял ТПортал — то что б им не найти наш адресок, откуда мы вернулись? Просто ведь…

Стратегическая программа, говорите?

Может, мы им, чебурашкам нашим, и не очень помешали, но вы там точно на фиг не нужны со своими стратегическими программами.

— Мы ничего не помним, — говорю. — Всем ясно, салаги?

— Я ничего не помню, — улыбнулся Артик. Повеселее. — Даже если расспрашивает милый и мирный дедушка-профессор. У меня — дежа вю и амнезия.